Когда утонет черепаха - Слава Сэ

За деревьями что-то пилили. Роберт пошёл на звук и увидел этакую будку. Формально, конечно, тоже дом. Во дворе топтался мужик. Такой же неброский, как его жилище. Роберт знал по урокам литературы, в деревне принято разговаривать не спеша, а главный вопрос нужно задавать только после слов о погоде и видах на урожай. И ещё, не следует подходить к собеседнику близко. Лучше всего орать через улицу. Роберт в меру сил улыбнулся и сказал.

– Прекрасный день! Говорят, морозов уже можно не ждать!

Хозяин сарая этикетов не соблюдал. Пропустил и вежливые приветствия, и болтовню ни о чём. Сразу перешёл к делу.

– Невесту ищете? Она на площади сыром торгует. Павильон 12-А, кажется.

– В каком смысле сыром торгует? На какой площади?

– У нас одна площадь. Центральная, привокзальная, ратушная, она же рыночная. Сегодня ярмарка.

Сказав это, мужик включил мотопилу. Разговор был окончен.

Роберт не помнил, чтобы при нём Анна была такой счастливой. Румяная, приплясывает на холоде, пересмеивается с соседками. Отличный пример ветрености и непостоянства. Забыла всё. Пусть даже ничего не было, всё равно неприятно.

– Почём товар, селянка? – поддержал игру Робет.

– Отдам на пробу по десятке. Когда возникнет стойкая зависимость, будет дороже.

– А если у меня зависимость не к сыру, а к продавщице?

– Всё в твоих руках, Роберт. Пока ещё всё в твоих руках.

– Ну, тогда бросай этот балаган и поехали. Буду искупать вину.

Анна опустила глаза, сказала тихо – нет.

– Та-ак, – сказал Роберт, – мне надо походить.

Его бесило тут всё. Простоватые рожи местных, сельская архитектура 14-го века. Даже воздух казался слишком пронзительным. Заложив широкий круг по ярмарке, напробовавшись колбас и запеканок, он вернулся к палатке 12-А.

– Послушай, тут есть какой-то ресторан? Поговорить надо.

Вожжа, попавшая Анне под хвост, оказалась гигантской. Женщина не захотела покидать место службы до окончания ярмарки. Она дала Роберту ключ от домика. Сказала: если хочешь – подожди.

Роберт принял вызов. Тоже притворился крестьянином. Подтянул шурупы дверных петель, примотал верёвкой упавший водосток, а потом долго и с удовольствием рубил дрова. Мимо проходил сосед, тот, что с пилой. Раскланялись. В сумерках вернулась Анна, принесла еды. Вместе готовили, болтали о пустяках. Как-то незаметно втянулись и до самого утра играли в мужа и жену. И не было на свете пары счастливей.

А утром снова каждый за своё.

– Поехали отсюда!

– Твоей женой уехала бы. Любовницей не поеду. А лучше ты ко мне переезжай.

Гладила его по волосам, он тащил в кровать, ловким приёмом вывернулась. Ругались, плакали, целовались. Договорились вот до чего. Анна открывает свою сыроварню. Здесь, на острове Муху. Роберт участвует в качестве совладельца и бездонной денежной бочки. Несколько дней в неделю Анна работает у Роберта, но по желанию приезжает на Муху и проводит здесь столько времени, сколько захочет.

– Ты не потянешь сыроварню. Не знаю технологии, но наверняка в этом деле встречаются тяжёлые предметы. Вёдра с молоком, например.

– Мне Хуго поможет.

– Этот бомж, сосед?

– Почему бомж? Он фермер. Просто небогатый.

– Думаю, он пропьёт твоё предприятие.

– Значит, твои мечты сбудутся, и я вернусь в город.

Помолчали.

– Этот Хуго, кстати, только внешне алкоголик. Так-то он сообразительный. Детективы читает.

– Может, ты и права. Даже здорово будет, если ты ему поможешь. Представь, как он живёт. Глушь, грязь, холод. Он из своей деревни в жизни не выезжал, наверняка. Заложник места рождения. Бедолага. Не дай бог так. Найми его сторожить. Может, подправит чего.

Анне понравилась эта мысль. Она дотянулась и чмокнула Роберта в щёку.

– Здорово! Буду платить ему полсотни в месяц!

– Твоя доброта его погубит. Сопьётся же. Тридцатки хватит.

(Задолго до приезда Анны на остров Муху)

По числу случайных связей на первом месте работники полиции. Непонятно, откуда в них такой объём сексуальной безответственности.

То ли дело гражданская авиация, второе место рейтинга. Там красивые костюмы. Одетый работник выглядит привлекательней раздетого. Пилоты и стюардессы часто ночуют в одном отеле, где страдают от тоски и одиночества. Экипаж невольно сплачивается, а мораль падает.

На третьем месте медики, их тоже можно понять. Белые халаты, строгие хирурги, хорошо продезинфицированные медсёстры, жизнь, смерть и койки во всех помещениях. На месте медиков никто б не удержался.

На четвёртой строке артисты. Им влюблённость дороже воздуха. Без искренних чувств образ не создашь и зрителя не обманешь. А когда весь день играешь в любовь, нет-нет, да и прихватишь работу на дом.

И всех этих красивых людей, неожиданно, опережает полиция. Непонятно. Никакой там романтики: скандалы да мордобой. Лица невзрачные, костюмы сидят криво. Но живёт в каждом полицейском что-то трепетное. Нежный котик или влюбчивый зайчик. Вот и летят по кабинетам – брюки на люстру, юбка на шкаф.

Первым ходоком в столичной полиции заслуженно считался капитан Том Ларсен. Статистика не измеряла точно его вклад, но ясно было, этот вклад огромен. Том красив и эмоционален. У него мундир по фигуре. В полиции фигур вообще не много. Приличных костюмов ещё меньше. Том внимателен. Любую женскую трескотню он слушал с интересом. Украшения, кофточки, планы путешествий, истории свадеб или разводов, что угодно. Капитан сам просил уточнить цвет туфель. Сам! Ещё он помнил имена подруг и передавал приветы мамам. Если случалась беда, он бросался на помощь. Вытаскивая каблук из ливневой канализации, он ломал и каблук, и канализацию. Но сам порыв очаровывал. К тому же женщины находили в Томе надёжность и ответственность.

По необходимости он верил гороскопам, даже знал про себя, что Овен. Ещё он никогда не сердился. Не обзывался, не повышал голос. Женщины не боялись, что капитан станет трясти их за плечи, требовать еды или вспомнить невспоминаемое. Наоборот, во всех сложных ситуациях Том сначала предлагал женщине белого вина, а потом полагался на обстоятельства. И обстоятельства шли ему навстречу. С ним можно было капризничать от души. Вот этой-то душой женщины к нему и тянулись.

Он вставал довольно поздно, не спеша завтракал. Приходил на работу с целью точно поработать. Вдруг из воздуха, из неясного трепета, сплеталась женщина, жертва криминальных обстоятельств. Начинался разговор. Переливы и мелизмы у женщин несут больше смысла, чем слова. Обычный «привет» может быть объявлением войны, клятвой верности, требованием денег, приглашением в кровать, мольбой о прощении, угрозой, отказом, согласием, может быть признаком счастья, отвращения, удивления от такой наглости или знаком сексуального нетерпения. «Привет» может быть рыданием, заявкой на развод или стоп-словом. Лишь в редких случаях он оказывается просто приветом. Для указания точного смысла женщине хватит жеста или взгляда. В свою очередь для жестов и взглядов у них существуют огромные толковые словари.