Я/Или ад - Егор Георгиевич Радов

В это время пришел мой друг Мишка, который работал на заводе токарем, чтобы не идти в армию, и медленно сходил с ума.

Пока его руки были поглощены монотонным трудом, мозги экзальтически функционировали как никогда. В своей кожаной куртке он был похож на дебила. Его взгляд был бессмысленен, и он все время говорил ерунду, впрочем, как и все остальные. Потому что нам неожиданно стало плохо, а всю жизнь было прекрасно.

— Грунди… — сказал Мишка и стал танцевать и подпевать себе. — Грунди, грунди, грунди!

Пока он тут занимался маразмом, я сидел на своем диване, как сидел уже миллионы раз до этого, и был Мишка; и Мишка был во всех видах — серьезный, трогательный, смешной, противный, злой, гениальный, самый лучший, надоевший, сумасшедший. Я принимал эту новую жизненную игру, но хотел задать ему несколько вопросов.

— А тебе сейчас плохо? — спросил я.

— Плохо, — мрачно ответил Мишка и закурил.

— А почему?

— Это потом, потом… — поспешно сказал он и стал молчать.

Через двадцать минут он ушел спать, чтобы встать утром в пять часов.

А я опять остался наедине с собой. “Вот и нам плохо…” — думал я, и мне было так приятно, что наконец и перед нами встали мощные проблемы, и у нас случаются духовные кризисы. Потом мое плохое состояние взяло верх над этим чувством, и мне захотелось выть на луну, хотя я ее и боялся. По этому случаю я решил лечь спать. Я сходил в туалет, потом помылся в душе, обрызгался дезодорантом и причесался. “Неужели я — такой чистенький, такой вымытый — должен когда-нибудь умереть?..” — подумал я и чуть не заплакал от жалости. Потом я пришел в свою комнату, открыл форточку и погасил свет. Я решил поспать. Пускай мне пошлют что-нибудь интересненькое на ночь. Мне хотелось летать, путешествовать, чувствовать сладость и восторг. И все возможно.

И я заснул, и мне снились золотые сны.

Предисловие автора

И сотворил Господь мир в шесть дней. Мучительно рождалось все на свете. Он подарил его нам — свое единственное создание. Есть все в этом мире, и в нем есть то, чего в нем нет.

Как странники, мы будем открывать страницы бесконечности. Нам будет всегда интересно, мы будем создавать себя капля за каплей.

Уважаемые читатели! Будем жить — у нас нет другого выхода, будем впитывать все, что дано, будем строить и преобразовывать, открывая все, что интересно.

Но я надеюсь, что буду сидеть со своими друзьями в тихой комнате и смеяться с ними над различными явлениями нашего бытия. Я приду к ним, и мы сожмемся в один кулак, и Бог не разожмет его никогда.

Предыстория кончается, и я приглашаю вас к себе в гости.

Глава семнадцатая

Основной вопрос философии

Занимаясь этими картинками, Ивановы проснулись. Они плотно позавтракали и стали обсуждать план дальнейших действий.

— Итак, друзья, — сказал Иванов 1-й. — Сейчас мы вступаем в мозги. Наше маленькое путешествие окончилось. Перед нами — наша цель. Посмотрите в иллюминаторы. Что вы видите?

Два других Иванова подошли к иллюминаторам.

— Мозги, — констатировал 2-й.

— Правильно, — обрадовался 1-й. — А на что они похожи?

— На мозги, — сказал 3-й.

— Правильно. Итак, мы видим что-то полупрозрачное на всю Вселенную, что-то бело-серое, нечто туманное, кое-что загадочное, непонятно что… Напоминающее по окраске густой-густой туман с серыми крапинками и кровеносными сосудами. Правильно. Придется вступать в этот мир. Но — друзья мои, мы не можем в него вступать, пока не решим основной вопрос философии, над которым бились и бьются умы. Это вопрос соотношения материи и сознания. Предлагаю для решения этого вопроса прочитать имеющуюся литературу и сделать научные выводы.

Ивановы решили, что это правильно, хотя Иванов 3-й заявил:

— Нам надо бы связаться с Центром и получить указания.

— Но поскольку рация не работает, — ласково сказал Иванов 1-й, — мы должны действовать по собственному усмотрению. Мы бывали еще и не в таких переделках!

Ивановы удовлетворились и разошлись по своим каютам читать философов. Через два часа они вышли покурить и обсудить то, что прочитали.

— У меня такой возник вопрос, — сказал Иванов 2-й. — Что такое материя?

— Помилуйте! — воскликнул 1-й. — Материя есть философская категория, объективная реальность, данная человеку в ощущениях.

— Да, но что такое реальность? — спросил Иванов 3-й.

— Реальность? Ну то, что существует реально, независимо от наших органов чувств…

— Да, но откуда мы знаем, существует ли это независимо от наших органов чувств?

— Ну как же, — рассердился уже Иванов 1-й. — Мы материалисты… То есть, извините, это и есть наш вопрос… Ну… Ну вот стол. Если мы от него отвернемся, он же не перестанет существовать?

— Почему? — спросил Иванов 3-й. — Откуда вы знаете?

— Ну… Ну вы можете мне сказать, что он существует.

— Да, но меня вы тоже воспринимаете органами чувств. Откуда вы знаете, существую ли я вне ваших органов чувств?

Иванов 1-й рассмеялся.

— Но вы же существуете!

— Да, но я тоже существую в органах чувств.

Иванов 1-й замолк. Потом сказал:

— Да бросьте вы меня дурачить! Я существую, вы существуете, стол существует. Мы умрем, а стол будет.

— А может, его сожгут! Вы как раз и сожжете. Как же вы можете утверждать, что он существует независимо от вашего состояния?

— Ну… сожгу… Не я же его создал! Не продукт же он моего мозга!

— А если и создал?

— Но вещество же. из которого он состоит, я не могу создать! Это дерево! Оно существует независимо от меня!

— А стол — это разве вещество? Это — понятие. Дерево вы не можете создать, а стол можете.

— Да, но этот-то, реальный стол я не создавал! — воскликнул Иванов 1-й, указывая на стол.

— Это не стол, это — стул, — смущенно проговорил Иванов 2-й.

— Как стул? Стул? К черту… Ну и стул, какая разница!

— Ну как это какая разница! — возмутился Иванов 3-й. — Вы думали, стол, а это, оказывается, — стул. А может, все это — наша совместная галлюцинация.

— Ну знаете! — рассердился вдруг Иванов 1-й. — Вы неправильно занимаетесь по данному мной вопросу. Вы в корень смотрите. Не рассуждайте умозрительно — стол, стул… Это в конце концов опыт. Вы философов почитайте. Послушайте, что умные люди говорят. Ваши столы уже давно отброшены, как метод. Уже в Древней Греции завязали заниматься этой умозрительностью. Почитайте.

— Хорошо, — сказал Иванов 3-й, и они опять разошлись по комнатам.

На этот раз они сидели часа три. Потом, когда они вышли, у Иванова 1-го вид был очень самодовольный, у Иванова 2-го — усталый, а Иванов 3-й излучал