Хранители скрытых путей. Багровое небо - Джоэл Розенберг

Кажется, цверг не мог сфокусировать взгляд, но, посмотрев сначала на Йена, потом на дока, скользнув взглядом по Осии, он остановился на Ториане Торсене.

— Ториан дель Ториан… Вернист бельдарашт вестри дель фоддер дель фоддер вестри.

До этого момента Йен не знал, что понимает язык вестри — дар языков, который иногда передавался от Осии, не проявлял себя, пока не был использован. Ториан дель Ториан, сказал цверг, друг Отца Вестри.

Ториан Торсен кивнул и ответил на том же языке:

— Воистину, я тот, кого ты ищешь. Лежи спокойно, Сын Вестри, и позволь моим друзьям вылечить тебя. Раны твои серьезны, и некому зализать их.

Человек продолжал вырываться.

— Ну же, — сказал Йен на берсмале, — лежи спокойно, как он говорит.

— Твой покорный слуга… — Вестри глотнул воздуха. — Нет, ты должен выслушать… — Его охватил приступ кашля, причем в уголках толстых губ показалась кровь. — Твой покорный слуга прибыл, чтобы предупредить тебя и твоих близких, о друг Отца. Сын Фенрира отправился за твоей кровью.

Едва ли что-то новое. Волки приходили в ночь, названную в городе Ночью Сынов…

Черт, неужели снова?

Док Шерв тихонько выругался — что-то насчет телосложения, достойного быка, — и снова ткнул шприцем в капельницу.

— Вели ему заткнуться и лежать смирно, Ториан. Он на грани, а квота на покойников на этот год у меня вышла. Поговоришь с ним позже, если он выживет. Обещаю.

Ториан коснулся рукой ноги вестри.

— Спи ныне, Сын Вестри, — сказал он. — Ты выполнил свой долг.

— Спать? — Глаза цверга слипались. — Нет, то смертная тьма тянет руки к твоему слуге. — Цверг стиснул челюсти и сжал кулаки.

— То лишь сон. Не борись с ним, позволь ему объять тебя, Сын Вестри.

— Молю тебя, вспомни имя Валина, сына Дурина, пред лицом Народа, — прохрипел цверг. — Скажи им: «Он предупредил меня, как ему было поручено». Умоляю, вспомни имя твоего слуги перед Народом.

Глаза закрылись.

Цверг лежал неподвижно, и на мгновение Йен подумал, что цверг — Валин, ведь так его звали? — мертв.

Но нет, монитор над его головой показывал удары сердца. Удар. Еще удар… Док улыбнулся зеленым волнам на осциллоскопе и мягко положил кислородную маску на нос вестри.

— Похоже, это была предсмертная речь, — сказал он, стягивая перчатки и отходя от стола. Док погрозил пальцем цвергу. Кончики пальцев у дока были сморщенные, будто он слишком долго держал руки в воде. — Оставь ее до другого раза, малыш. Сегодня она тебе не понадобится.

Док повернулся к Йену.

— Ну-ка, посмотрим теперь твое плечико. — Длинные пальцы аккуратно прощупали больное место.

— Я бы сказал, что не все так плохо.

— Вот получишь диплом о высшем медицинском образовании, тогда и будешь ставить точные медицинские диагнозы. Не все так плохо!..

Йен расслабил мышцы, державшие плечо напряженным. Боль была такой сильной, что желудок взбунтовался: юношу вырвало. Он едва успел отойти от стола, чтобы заблевать только пол.

Сильные руки Торсена уложили его на ближайший стол на правый бок.

Док уже держал шприц в руках, а Марта расстегнула ремень Йена и приспустила штаны.

По правой ягодице провели чем-то холодным, и доктор сказал:

— Сейчас будет укольчик.

Затем последовала жгучая боль, которой было далеко до боли в плече.

— Как говорят, — снова раздался голос Боба Шерва, — получите рецепт и спрашивайте в аптеках. — Док похлопал Йена по ноге и добавил: — Теперь дайте ему минут пятнадцать, пусть расслабится и заснет, а мы сделаем пару снимков

Перед глазами Йена все поплыло. Лекарство не должно было подействовать так быстро, но теплое онемение уже охватило тело и разум.

— Слышал, что я говорил Валину? То же относится и к тебе. Поддайся лекарству, не борись, мой мальчик.

Нет, что-то было не так. Йену не расслабиться, пока недостает какой-то его части. Он пытался бороться с темнотой, но не вполне чувствовал даже свое тело.

— А-а, понял. — В голосе Осии прозвучала нотка удивления.

Шаги по кафельному полу. Жесткие пальцы разомкнули его кулак и вложили знакомую рукоять.

Пальцы сомкнулись на рукояти «Покорителя великанов».

Вот теперь порядок.

Йена окутала теплая волна мрака.

Джефф Бьерке остановил патрульную машину перед домом Торсенов, там, где летом расстилалась лужайка, рядом с большим старым фургоном Боба Аарстеда. Он положил дробовик на специальный держатель, несколько раз подергал, чтобы убедиться, что оружие встало на место, и только потом открыл дверь.

Нет, не стоило беспокоиться, что внутрь залезет какой-нибудь малыш и доберется до ружья, не в такую же холодную ночь, но если постоянно делать правильно, как учили, то потом не придется беспокоиться, сделал ты на этот раз все как надо или нет.

Джефф поскользнулся на льду и непременно упал бы, не вцепись он в боковое зеркало большого фургона.

Спасибо, Боб, подумал Джефф, переводя дух. Ведь непременно снова упал бы на пистолет и поставил бы синяк — в который раз — на все то же правое бедро. Сейчас обошлось выбросом в кровь адреналина и сбитым на сторону зеркальцем. Джефф хотел было поправить зеркало, но потом покачал головой — лучше пусть Боб сам.

Джефф не стал бы ручаться, что машина тестя уникальна, хотя фургон Боба нетрудно опознать по омерзительным желтым игральным костям, которые бессменно висели на зеркале заднего вида. Но в округе такой тип фургона нечасто встречался. Немало было пикапов, полно вездесущих «блейзеров», «бронко» и «шеви-себербен», но фургон проще встретить в городе. По крайней мере не в Хардвуде.

Впрочем, почему бы не отличаться от других?

Поднимаясь по ступеням, Бьерке снял правую перчатку, однако Карин Торсен открыла дверь раньше, чем он успел постучать.

— Добрый вечер, Джефф, — сказала она с несколько натянутой улыбкой, закрывая за ним дверь и помогая раздеться.

Весь коридор был завешан куртками. Повесив свою на свободный крючок, Джефф начал развязывать ботинки.

В кухне грохотал хохот дока Шерва, но голоса Боба Аарстеда и преподобного… то есть просто Дэйва, он просил, чтобы его называли именно так… Дэйва Оппегаарда доносились из гостиной под аккомпанемент спиц Минни Хансен, так что Джефф двинулся туда и, пройдя под арочным проемом, плюхнулся в кожаное кресло всего в шести футах от огромного камина.

Как приятно погреть ноги, и нечего желать, кроме…

— Кофе? — спросила Карин Торсен, входя с подносом и ставя на столик еще один кофейный торт и тарелку с нарезанным лефсе.