Союз Сталина. Политэкономия истории - Василий Васильевич Галин

Румыния», которая, как он заметил, «к нам не обращалась и, может быть, даже не желает ее»[229].

В тот же день «русское правительство…, несмотря на то, что перед ним захлопнули дверь (в Мюнхене) … предложило созвать совещание шести держав»[230] — СССР, Англии, Франции, Польши, Румынии и Турции. «Из вопросов одного правительства другому о позиции каждого ничего не выйдет, — пояснял Литвинов, — а поэтому необходима общая консультация». «Это было то, — отмечал историк Флеминг, — в чем ощущалась неотложная необходимость». Однако министр иностранных дел Британии Галифакс на следующий день ответил, что после консультаций с премьером «они пришли к выводу, что такой акт был бы преждевременным»[231]. Сам Галифакс назвал его «неприемлемым».

21 марта английский посол в Москве Сидс вручил Литвинову проект декларации СССР, Англии, Франции и Польши о том, что эти страны обязываются совещаться о шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления агрессии. Сидс пояснял, что «декларация составлена в таких не обязывающих выражениях и так лаконично, что вряд ли могут быть серьезные возражения». Следуя принципу «лучше что-либо, чем ничего», правительство СССР приняло это предложение. Но английская сторона вначале затянула ответ, а затем сообщила, что вопрос о декларации следует считать отпавшим[232].

23 марта Чемберлен в палате общин вообще заявил, что он выступает против создания «противостоящих друг другу блоков» в Европе[233]. Однако спустя две недели, 6 апреля, несмотря на свои слова, Чемберлен подписывает в Лондоне с Беком соглашение, трансформировав таким образом одностороннюю английскую гарантию во временный договор о взаимопомощи[234]. 13 апреля Франция и Англия объявили о своих гарантиях Греции и Румынии. «Группировки, — как отмечал Ширер, — стали постепенно вырисовываться»[235].

6 апреля Галифакс заверяет советского посла Майского в желании британского правительства создать широкую коалицию ради сохранения мира, в которой обязательно нашлось бы достойное место Советскому Союзу. Но в то же время Форин офис без всяких комментариев отвергает неформальное предложение Майского о визите Литвинова в Лондон для подготовки переговоров[236].

Но «без активной помощи СССР никакого «восточного фронта» быть не может…, — убеждал в те дни Ллойд Джордж Чемберлена, — При отсутствии твердого соглашения с СССР я считаю Ваше сегодняшнее заявление (об использовании Польши в качестве второго фронта) безответственной азартной игрой, которая может кончиться очень плохо»[237]. Эти выводы подтверждал британский военный атташе в Варшаве плк. Сорд, который сообщал, что поляки «настолько плохо оснащены, что не смогут оказать значительного сопротивления массированному наступлению немцев»[238].

Однако «в разговорах с нами англичан и французов после истории о совместной декларации не содержалось даже намека на какое-либо конкретное предложение или о каком-либо соглашении с нами, — сообщал 11 апреля Литвинов представителю СССР в Лиге Наций, — Если расшифровать эти разговоры, то выясняется лишь желание Англии и Франции, не входя с нами ни в какие соглашения и не беря на себя никаких обязательств по отношению к нам, получить от нас какие-то обязывающие нас обещания… Но почему мы должны принимать на себя такие односторонние обязательства?»[239]

Выводы Литвинова о политике английского правительства, последнее весьма красноречиво подтвердило само, когда 14 апреля, со ссылкой на речь Сталина на съезде, предложило Советскому правительству в одностороннем порядке сделать заявление, что в случае агрессии против какого-либо его европейского соседа Советский Союз окажет ему помощь, если она будет желательна. Даже британский посол Сидс понимал всю несуразность этого предложения. После его вручения, «поразмыслив день», он сообщил своему министру иностранных дел: предложение создает впечатление, что «мы не имеем серьезных намерений, а Советский Союз, понятно, опасается, что ему придется таскать каштаны из огня»[240].

В тот же день к Советскому Союзу обратились французы, без предварительных консультаций с Лондоном. Это было совершенно ново для их политики, отмечает М. Карлей, они не предпринимали ничего подобного со времен Барту. По предлагавшемуся франко-советскому пакту, стороны брали на себя обязательства помогать друг другу, если одна из них вступит в войну с Германией, чтобы помочь Польше или Румынии. Характерно, что первый проект этого договора предусматривал только помощь Советского Союза Франции, о помощи Франции Советскому Союзу даже не упоминалось[241].

Лондону и Парижу не удалось получить односторонних гарантий Москвы, и 16 апреля британский посол в России, по сути, впервые обратился к СССР с предложением о совместном противостоянии Германии в вопросе о Польше. В ответ 17 апреля СССР направил правительствам Англии и Франции свои предложения, предусматривавшие обязательство трех держав оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая и военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

После долгих внутренних переговоров Париж принял предложение Советов, а Лондон нет. Здесь его обсуждение происходило 19 апреля. Вместо Галифакса выступил его постоянный заместитель А. Кадоган, который вынужден был признать, что советские предложения ставят правительство Его Величества в трудное положение: «…Весьма сложно отказаться от этих советских предложений. У нас уже сложилось мнение, что Советы только кормят нас проповедями о «коллективной безопасности», но не делают никаких практических предложений. Теперь они сделали, и будут иметь возможность упрекнуть нас, что мы не приняли их. Но больше всего будет упреков от наших же собственных левых… Кроме того, существует риск — хотя, я думаю, лишь в отдаленной перспективе, — что, если мы не примем их предложений, Советы могут заключить что-то вроде соглашения «о ненападении» с германским правительством». И все же Кадоган рекомендовал, чтобы предложения Литвинова были отвергнуты; что и было сделано, даже «с надменностью», как скажет позже французский посол Корбен»[242].

Пока же Галифакс уведомил Майского, что англичане «слишком заняты», чтобы рассмотреть «вполне логичные и конструктивные предложения Литвинова»[243]. «Простой отказ, — пояснял Галифакс, — дал бы русским возможность поставить оба наших правительства (британское и французское) в весьма щекотливое положение, [поэтому] было бы лучше всего отделаться какими-нибудь незначительными, но вполне выполнимыми контрпредложениями»[244].

Говоря о протоколах британского комитета по внешней политике, составленного из ключевых министров кабинета, глава северного департамента британского Форин офиса Л. Коллье 28 апреля приходил к выводу, что «если почитать между их строк», особенно высказывания Чемберлена, то «трудно избавиться от ощущения, что настоящий мотив поведения кабинета — желание заручиться поддержкой русских и в то же время оставить руки свободными, чтобы при случае указать Германии путь экспансии на восток, за счет России…»[245].

Идея в принципе была не нова, еще в 1923 г., подводя итог Версальскому договору, итальянский экс-премьер Ф. Нитти писал: