Обреченный убивать - Виталий Гладкий

Внутри всегда толпились люди, в основном глазели на импортную электронику баснословной цены. Большая часть людей толклись у прилавков с комиссионной одеждой и тканями заграничного происхождения. Здесь торговля шла живее.

Я вошел в торговый зал, чуть опередив Коберова и Заскокина. С трех часов пополудни пришел их черед сменить напарников по охране кооператива – двух тяжеловесных апатичных верзил, изнывающих от скуки у входа.

Не задерживаясь в зале, я неторопливо и деловито, как свой, прошел мимо довольно миленьких продавщиц в глубь помещения, туда, где находились подсобки и контора кооператива.

Дверь кабинета председателя Фишмана была приоткрыта. Он сидел вполоборота и что-то быстро говорил в телефонную трубку, энергично взмахивая рукой. Был он тучен, лысоват и чернокудр. Я быстро натянул свой шлем-маску и неслышно проскользнул внутрь.

И все же он меня заметил боковым зрением:

– Одну минуту… – в трубку и, поворачиваясь ко мне: – Вы к кому?

Не знаю, какие мысли появились у него в голове при виде моей особы, но он выпучил мгновенно остекленевшие глаза и беззвучно зашевелил большими полными губами. Я несильно ударил Фишмана ногой в висок, чтобы только оглушить на некоторое время – за его жизнь мне зарплата не причиталась.

Он задергал ногами, будто кролик на бойне, и ткнулся лицом в бумаги на столе. Не теряя ни секунды, я подхватил его под мышки, оттащил в угол кабинета, к массивному сейфу, а сам спрятался за дверью. В коридорчике уже звучали шаги – это топали Коберов и Заскокин.

Я знал, был уверен, что это именно они: за неделю распорядок их рабочего дня мне пришлось изучить досконально. Перед тем как занять свой пост у входа, они обычно заходили минут на пять к Фишману.

"Ну, не подведи…" – мысленно взмолился я, сжимая в руке пистолет. Наган я тоже приготовил, но стрелять из него было равносильно смертному приговору самому себе: такой грохот услышат не только в торговом зале, но и менты, окружившие со всех сторон эту мышеловку.

– Пора его за жабры брать… – послышался мне голос, кажется, Заскокина.

– Сволочь… – согласился Коберов. – Сколько можно нас за нос водить. Вот и поговорим…

– Угу…

Первым зашел в кабинет Коберов.

– Где его нечистая носит? – проворчал он, подходя к столу.

– Наверное, в подсобке товар получает. Подождем… – Заскокин прикрыл дверь – и увидел меня.

Я нажал на спусковой крючок. Нет, "лама-автомат" – машинка что надо: раздался тихий хлопок, Заскокина будто кто сильно толкнул в грудь, он отшатнулся и сполз по стене на пол.

Нельзя не отдать должное реакции Коберова – еще звучал в ушах выстрел-хлопок, а он уже выбросил кулак, целясь мне в скулу. И достал бы, в этом нет сомнений – уйти в сторону мне мешала стена, а сблокировать я уже не успевал.

Оставалось одно: резко мотнув головой назад и подогнув колени, я упал на спину. И уже в падении вогнал ему пулю меж глаз…

В торговом зале все было спокойно: галдели покупатели, на экране японского телевизора полицейские в каком-то видеофильме ловили гангстеров, щебетали улыбчивые продавщицы, зевали охранники, одуревшие от теплого спертого воздуха…

Не останавливаясь, я прошел мимо них с группой студентов, живо обсуждавших последние видеоновинки, и очутился на улице. Сначала я шел рядом с ними, а затем, когда они свернули за угол, направился к своей машине.

В пивбаре "Морская волна" штормило – привезли свежее пиво.

Этот бар был одним из последних островков прежнего пивного изобилия, влачащих жалкое существование после известных указов и постановлений. Любители пива всех возрастов – от юнцов с нежным пушком на щеках до стариков-пенсионеров с орденскими планками на потертых пиджаках – брали на абордаж массивный дубовый прилавок, за которым с невозмутимостью старого морского волка важно правил бал знакомый доброй половине города Жорж Сандульский.

Основная масса страждущих, получив вожделенный напиток, толпилась у длинных стоек, сверкающих удивительной, немыслимой для наших баров чистотой. Две или три девушки в белоснежных халатах, словно пчелки, сновали по залу, убирая пустые кружки и рыбьи остатки в рваных и мокрых газетах, – Жорж терпеть не мог грязи и беспорядка.

Приколотый на видном месте призыв "У нас не курят" здесь исполнялся неукоснительно. Редких нарушителей этого приказа (в основном приезжих) сначала вежливо предупреждали, а затем брали под локотки и выводили вон. И после такому горемыке путь в "Морскую волну" был заказан – Жорж имел отменную память.

Меня Сандульский узнал сразу – мы учились в одной школе и даже какое-то время дружили; знал он и где я теперь работаю. Любезно улыбнувшись, Жорж кивнул, приветствуя меня.

Но его большие выпуклые глаза вдруг стали холодными, а взгляд – жестким и вопросительным. Я показал ему на дверь подсобки. Он понял.

– Вера! – позвал Жорж одну из девушек. – Смени…

Подсобка оказалась весьма уютным кабинетом с мягкой мебелью, цветным телевизором и импортным видеомагнитофоном.

– Шикарно живешь… – не удержался я, усаживаясь.

– Ты по этому поводу пришел? – насмешливо посмотрел на меня Жорж.

Я неопределенно пожал плечами. Жорж несколько изменился в лице, хотя по-прежнему держался раскованно, по-хозяйски.

– Пива выпьешь? – спросил он. – Есть свежая тарань. Пальчики оближешь.

– Увы, не могу. На службе.

– Пренебрегаешь?

– Что ты, Жора… Просто через часок мне надобно появиться на глаза шефу, а он у нас мужик принципиальный. Не ровен час, учует запах…

– И то… – согласился Жорж, испытующе глядя на меня.

Я рассмеялся:

– Не узнаю тебя, Жорж. Ты стал похож на Штирлица во вражеском тылу. Расслабься, меня твои пивные нюансы не щекочут.

– Будешь тут Штирлицем… – Сандульский с видимым облегчением откинулся на спинку кресла. – Проверки да комиссии через день. Замахали. Тяну на голом энтузиазме. Жду лучших времен.

– А они предвидятся?

– Тебе лучше знать. Ты ведь в начальстве ходишь. А мы народ простой…

– Да уж… Ладно, не про то разговор, Жорж. У меня к тебе один вопросик имеется. Но только чтобы между нами…

– Обижаешь, – серьезно ответил Жорж. – С длинным языком в торговле не держат, ты должен об этом знать.

– Надеюсь… Жорж, тебе известен некто Додик?

Сандульский вдруг побледнел. Он быстро встал, подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в зал. Затем не спеша вернулся на свое место и осторожно спросил:

– Какой… кгм… Додик?

– Не темни, Жорж, ты знаешь, о ком идет речь.

Мой уверенный тон смутил Сандульского.