Власть рода. Родовые программы и жизненные сценарии - Лариса Докучаева

В далёкие столетия уходят корни этой старинной семьи. Некогда, помогая Петру в повышении технической культуры государства Российского, приехали они на Волгу и занялись делом. Строили красивые дома, железные дороги…

В 1936 году дед Анны уехал добровольцем в Испанию. Его совершенное знание немецкого языка оказало неоценимую помощь молодой республике. За что и получил он две правительственные награды от советского командования.

Безжалостна надстройка к своему народу. Выполняя план по зачистке территории от врагов народа, прихлебатели и тыловые подхалимы перевыполняли безнравственный, античеловеческий план. Сгинул в 1939 году боевой офицер – отец Виктора – в застенках.

Осталась огромная семья без кормильца. Мало этого показалось надстройке. Всю эту семью с ручным скарбом в товарняке отправили в степи Казахстана на верную погибель. Добились своего. Надломилась и мать Рода – шизофрения и маниакальный депрессивный синдром были ей наградой за то, что в тяжелейшие годы подарила государству 9 детей. Но культура есть культура. Не сгинула семья в степях. Там малолетние дети возмужали. Они выстроили себе дом и обустроили хозяйство на зависть многим…

Да вот только мальчишка Виктор всю свою жизнь служит Родине сердцем под именем чужим, отчеством и фамилией не своими. И дочь его взвалила на плечи свои непосильную ношу памяти предков. Психика её не выдерживает такой нагрузки, и прорисовываются контуры вымирания Рода. Что делать? Немой вопрос от Виктора и его детей. Он срывается с уст многих наших соплеменников. Что делать? Вопрос стоит перед целым народом, который каждое мгновение всё больше и больше теряет своих униженных, оскорблённых, лишённых чести соплеменников в бездне времени.

Помнишь, Витька, как говорил Тиль Уленшпигель: «Пепел Клааса стучит в моем сердце!» Я от имени моего народа говорю тебе: «Ты теперь глава Рода. И никакой ты не Воронов Виктор Алексеевич. Ты глава древнего Рода, и имя тебе – Боргер Вальтер Яковлевич. Назови своих детей истинными их именами, и Сила твоего – их Рода – проявится через них…»

Мы расставались со слезами на глазах. Генриетта Вальтер Боргер (бывшая Анна) никак не хотела отпускать меня, и только клятвенное заверение моё и отца её Вальтера Яковлевича, что скоро приедут они ко мне в гости, успокоили её.

На примере российского немца мы хотели показать, что потомкам репрессированных, сосланных, униженных, переселённых надо осознать главное: сегодня безопасно быть немцем, евреем, крымским татарином, потомком репрессированного… Необходимо вернуться – припасть к истокам своего Рода, принять величие предков, которое и сегодня присутствует в каждом из нас.

Рис. 6. Род Виктора – Вальтера – генограмма

По этой подлинной истории была построена генограмма.

Мы предлагаем вам, уважаемый читатель, проанализировать генограмму к истории 7. Обладая опытом анализа предыдущих генограмм, вы легко выделите на рис. 6 существенные признаки формирования закона Рода – Уход.

– Ты меня очаровала. Жить у тебя буду.

Гитару на кровать осторожно положил, будто разрешения спросил. Чемоданчик поставил. И глазами цепкими цыганскими всю меня охватил. А я подумала: «Время послевоенное – мужиков поубивало. А тут вот он сам пришёл, живой-здоровый, грудь колесом, в медалях. Да и пусть, что цыган».

– Форму-то военную украл небось?

– А ты думаешь, цыган, так и обижать можно. Ошибочка у тебя в наводке, красавица. Меня боевой полк под Евпаторией подобрал и войной вырастил.

– Ну прости. Обидчивый какой. Ты тоже вчера мне приглянулся. Ещё подумала: с таким не пропадёшь. Ладно, пришёл – живи. Считай, на постой тебя пустила.

– Мне постоять есть где и без тебя. Я жить с тобой хочу и чтоб детей было много. Я на войне сказал себе: за всех, кого убило, детей нарожаю, живой если останусь.

Так и создал семью папка мой с мамкой нашей. Первую семью свою – послевоенную да единственную. Потом я родился и сколько помню себя: то на руках у отца, то песни с ним поём, то струны у гитары дергаю. Когда Серёжка родился, мы с папкой сразу его в свою роту на довольствие поставили и стали звать его «сынок».

Мамку санитаркой взяли, и она вроде с нами заодно. Только бабушка придёт, будто тучами небо закроет. Бабка-то нас звала «отродьем цыганским». Я у папки спросил: «Что значит отродье?» Он на меня так серьёзно посмотрел и сказал: «Бабушка говорит, что мы от Рода цыганского дорогу свою ведём. И потому такие весёлые всегда. А она уже старенькая, и ей не до песен. Да и муж её – дедушка ваш – на войне смерть принял». После этого мы стали бабушку жалеть. И когда она приходила, мы с сынком затихали. Бабушка тогда стала мамку спрашивать: «Что это у тебя отродье-то затихло, по углам жмётся?»

Потом, помню, папка постоянно твердить начал: надо, мол, нам подразделение наше воинское медсестрой укомплектовать. И что комплектность от мамы с бабушкой зависит. И показалось мне тогда, что в роте нашей с этого места пошло что-то не так…

Мама стала часто плакать. Папка поздно домой стал приходить, а как-то и совсем не пришёл. А когда пришёл – мама чемоданчик в окно выкинула и закричала на весь дом, что отказывает ему в постое. Хотела и гитару выкинуть, но я уцепился – не могла оторвать.

Мы с сынком к папке. Я гитару волоку. Сынок – в рёв. А папка поднял нас на руки. Взял чемоданчик и пошёл. Большой такой. Весь, как ёлка, увешанный. На шее – я в кудри перепутанные зарылся да с гитарой. На одной руке сынок в трусишках перешитых к папке прилип. А в другой руке у папки – чемоданчик. И так нам хорошо стало, что успокоились мы и затихли.

Но тут такое началось. Мать в крик на всю улицу: «Люди, спасите, добрые! Цыгане детей украли!» Да никто не побежал помогать ей. Все папку нашего любили. А нам с папкой хорошо. Так мы проехали на папке через всё село и вышли в степь. А там вся степь в домах тряпичных. Он прошёл между домами и вышел на поляну большую, а на ней костёр. Люди поют и все такие весёлые. Начали нас по рукам передавать, целовать. И спали мы в тряпичном доме. Папа сказал: «Это Род наш цыганский. А деревня тряпичная – это табор, а дома тряпичные – это шатры».

И столько у нас друзей появилось. Девчонки сынка нарядили. Он от внимания необычного стал сразу таким важным. А мы с мальчишками гитару отцовскую по-доброму делили – каждый показывал, что он умеет. Я больше всех умел. У меня так складно получалось, что меня зауважали. Эти дни мы в таком празднике жили. Папка говорил, что подразделение наше в тыл отвели на переформирование.