Эрхегорд. 3. Забытые руины - Евгений Рудашевский

– Не собираюсь. – Эрза отмахнулась. – Хватило вчерашнего.

– Если она там и дальше будет выставляться, ее заметят, – опять проворчал Гром.

О том, что в Авендилле кто-то есть, мы заподозрили еще вчера, когда только вошли в городские ворота. Шагали осторожно, не зная, откуда ждать опасность, – продвигались еще медленнее, чем сейчас, на пути к ратуше. Громбакху и Тенуину не нравилось, что улицы выглядят безопасными.

Покосившиеся балконы с выломанными балясинами. Разрушенные торговые лавки. Горелые останцы парадных. Проломы в домах – такие, будто их штурмовали газырнами. Миалинта говорила, что жители оставили город в один день и больше сюда не возвращались, но все выглядело так, будто здесь шли бои. Не мог Авендилл даже за двенадцать лет настолько развалиться сам по себе.

Единственным украшением города были скульптуры, если только можно назвать украшением этих уродцев, слепленных из чешуек серого камня – каждая размером с ноготь большого пальца, шершавая и на удивление крепко пахнущая гарью. Их здесь установили уже после исхода горожан, будто кто-то хотел отпугнуть любого, кто задумает попасть в Авендилл. Так заботливый пахарь выставляет над своим полем безобразное соломенное чучело.

Я вчера насчитал больше десятка таких скульптур. Выполненные в человеческий рост, они беспорядочно стояли возле домов, в переулках. Все одинаковые, выполненные в одной манере. С грубыми лицами, громоздкими руками. И облаченные в рванину – настоящую одежду, будто снятую с пленников или нищих.

Поначалу Громбакх порывался отбить какой-нибудь статуе голову, заявляя, что они его нервируют, но следопыт отговорил его от этой затеи. Эрза посмеивалась над Громом, а потом ей, кажется, самой стало не по себе от присутствия этих уродливых изваяний.

Тенуин останавливался, склонялся к брусчатке, трогал ее кончиками пальцев. Приподнимал глиняные осколки. Принюхивался к наметенному сору. Всматривался в заросли кустов на обочине. Феонил, юный следопыт Эрзы, внимательно следил за каждым движением Тенуина. Остальным приходилось в напряжении ждать за их спинами.

Вскоре путь преградила глубокая воронка. Она обрывала улицу – от одного тротуара к другому. Ровные земляные стенки постепенно сужались, а на глубине в пять саженей оканчивались рыхлой насыпью.

– Что это? – спросил я охотника.

Громбакх, присев, коснулся пальцем внешних бороздок, потом ковырнул землю с внутренней стороны и промолвил:

– Свежая.

Других пояснений я не дождался.

Мы обошли яму. Я взглянул на ее дно, и на мгновение мне показалось, что рыхлая земля там чуть приподнялась и тут же опустилась – так приподнимается грудь человека, когда он глубоко вздыхает. Я ненадолго задержался, но повторного движения не дождался.

А потом Тенуин сказал, что по всей дороге – свежие следы. Много следов. И все разные. В основном – самые обыкновенные. Такие мог оставить кто угодно. Рыскари, наемники, кочевники. Разные подошвы с разными рисунками. И без рисунков.

– Мягкая пятка. Многослойная подошва без усилений. Гладкая.

Я настороженно посмотрел на Громбакха. Кажется, охотник догадался, о ком может идти речь, но не подал виду. Молчал и настороженно осматривался.

Тенуин, уже встречавший такие отпечатки в Целинделе, возле дома Эрзы, сказал мне, что они могут принадлежать магульдинцам, и попросил ничего не говорить Грому. Ему в самом деле лучше было этого не знать. Охотник двадцать лет преследовал красных по всем границам Ничейных земель – с юности, так и не получив кухтиар, мстил им за жестокое убийство родителей и сестры. Дойдя до крайности, залив себя кровью, но так и не почувствовав удовлетворения, Гром однажды поклялся, что больше не будет убивать людей. Сдержать эту клятву и раньше было непросто, а уж как поведет себя охотник, вновь встретившись с красными, не хотелось и думать.

– Еще тяжелые отпечатки, – продолжал Тенуин, глядя на дорогу через бикуляры капюшона. – Вот, смотри. Слишком тяжелые. Даже гвардеец в полной кирасе такие не оставляет.

– Чьи это следы? – спросила Миалинта.

– Не знаю. Кого-то тяжелого. И босого.

– Босого?

– Или в обуви с обманной подошвой. По этим отпечаткам сложно сказать.

Чем глубже мы забирались в Авендилл, тем более отчетливыми становились следы. Они хорошо отпечатались на запыленной брусчатке, на комьях грязи.

Когда в доме, возле которого мы проходили, скрипнула дверь, все остановились. Громоздкое трехэтажное здание, почти не тронутое. Двери и ставни оказались целы. Это было первое из встретившихся нам уцелевших зданий. Привлеченные его видом, мы задержались. С подозрением осматривали растрескавшийся, но цельный фасад, потемневшую лепнину и заросшие алыми нартисами балконы – некогда они, ухоженные, красивые, ютились в горшках и земляных сикорах, а теперь разрослись невзрачным грубым сорняком.

– Слышали? – прошептал Феонил.

Эрза и Громбакх одновременно шикнули на него.

Все были напуганы. Все, кроме Шанни, замыкавшей отряд. Ее безмятежное, пустое лицо по-прежнему не выражало ни страха, ни сомнений. Повязка, с которой она ходила в Лаэрноре, осталась возле колодца. Серые глаза без ресниц. Светло-серые, почти незаметные брови. Шанни ничем не выдавала беспокойство даже в те мгновения, когда рядом с ней оказывался Нордис, будто позабыла все, что случилось тем утром, за воротами Авендилла. Любой другой девушке было бы трудно забыть подобное…

– Опять! – Феонил выхватил из ножен стилет.

В доме кто-то ходил, изредка выдавая свое присутствие скрипом.

– Да тихо ты! – Гром дернул юного следопыта за плечо.

– Может, твой брат? – Миалинта посмотрела на Теора.

Теор отреагировал странно. Вместо вполне ожидаемого воодушевления выказал лишь недовольство, словно не обрадовался ни этим скрипам, ни тому, что мы из-за них задержались на дороге. Еще один прозрачный фрагмент на общем полотне фактов. Рядом с тем фактом, что подаренного Громом деревянного минутана Теор оставил в наэтке – там, на Старой дороге. Даже не подумал взять его с собой, а ведь эта игрушка, поставленная на ночь у подушки, вызывала у детей яркие, радостные сновидения. Минутан пригодился бы при встрече с Илиусом – помог бы ему успокоиться после двух месяцев постоянного страха. Когда я сказал это Теору, он лишь отмахнулся – заявил, что не верит в наводящие сон травы, что его брат справится и без них.

Когда скрип в доме повторился, Тенуин первый рванул на веранду:

– Ждите здесь.

– Ну конечно… – буркнул Гром и последовал за ним.

Помедлив, на веранду пошли остальные. На улице задержались Феонил и Шанни. Эрза сама приказала юному следопыту стеречь девушку, чему он, кажется, только обрадовался. Шанни к происходившему не проявила ни малейшего интереса.

Один за другим мы вошли в парадный зал.

Скупые вензеля на дверных щитах указывали, что дом некогда принадлежал богатой, но неродовитой семье.