Русский ад. На пути к преисподней - Андрей Караулов

Чисто русская ситуация, между прочим: страна, СССР, развалилась, исчезла, а вот как, все-таки, так произошло, что великая держава, намертво сколоченная, казалось, властью, исполкомами, идеологией, Комитетом государственной безопасности, цепочкой заводов, которые не могут жить друг без друга, связью, границами… — как, все же, случилось, что такая страна мгновенно взорвалась изнутри и почему (вот самый главный вопрос) нация, которая вдруг, в одночасье, потеряла… ни много ни мало, свою страну, только через год после Беловежской Пущи… — год! не раньше! — сообразила, наконец, что страна, оказывается, осталась без страны… вот почему не сразу? Не день в день? Как же это объяснить? Ведь только что был всенародный референдум за сохранение Союза республик как единой страны: «да, да, нет, да…»!

— 88-й, — невозмутимо продолжал Петраков, — верно, Иван Михайлович?.. Закон «О кооперации», детище Совета министров и лично Рыжкова. Рыночный механизм советского разлива — предприятия получают право (фактически, на условиях еще одного цеха…) создавать кооперативы, по сути — частные предприятия, которые — внимание! — должны питаться исключительно от государственных ресурсов.

Какое чудо, да? Какой родник! Государство!

А откуда, от каких родников, им питаться, кооперативам-то, есть какие-то варианты… что ли?

Огромные закрома Родины к услугам частников, «живой уголок» — кооперативы! — среди ржавых железок старых заводов.

Рыжков (рыночный зуд, да? или… что-то совсем другое?., кто ответит?) не останавливается: мало того, что кооперативы просто за копейки получают в руки государственные ресурсы, включая нефть… — Николай Яковлевич, потянулся за картошкой, — Рыжков вдруг дарует кооперативам право на любые экспортные операции! Помните, какой шум был, Иван Михайлович: Собчак на съезде депутатов в клетчатом пиджаке… крик… шум… танки в Новороссийске, кооператив «Ант», полковник КГБ в отставке… Ряшенцев, по-моему, если не путаю фамилию… Через три года этот парень, Ряшенцев, загнется от неизвестного яда в госпитале под Лос-Анджелесом на руках моего друга, профессора Володи Зельмана. Кто отравил? А кто знает? Они, эти американцы, грандиозные врачи, между прочим, но американцы так и не выяснили, не установили, химическую формулу яда, которым траванули Ряшенцева.

«Ант», семь старых танков, говна-пирога, будем говорить прямо, говорить; «Ант» и Ряшенцев это, на самом деле, провокация КГБ против кооперативов и лично Рыжкова, так, кстати, и Михаил Сергеевич объяснял — в узком кругу. Комитет, видно, очень хотел продемонстрировать, как все эти сукины дети — кооперативы — грабят страну… — но в 88-м, Иван Михайлович, кто слушал КГБ, верно? Крючков — это же не Юрий Андропов, так? А Рыжков дальше идет: Совмин поощряет кооперативы создавать собственные банки. Оп-па! Госбанк, Внешэкономбанк больше не нужны, вон что! единая финансовая система страны приказала долго жить, банков у нас теперь много. И — самое главное: Рыжков и Совмин не возражают, чтобы у кооперативов, то бишь у заводов, у директоров, появились бы свои фирмы-филиалы, фирмы-партнеры… Где? Как где? За рубежом, естественно, где же еще!

Петраков произносил слова так, будто читал лекцию — он, похоже, готовился к книге на эту тему.

— А правду хотите? — Чуприянов опять разлил «клюкву». — Я б пока… прочухал Рыжкова, уважаемый Николай Яковлевич, тут и 88-й прошел бы, и 89-й… — сто процентов! Директора, такие как «КраМС», крупные директора, тогда, в те годы, все ж заметно побаивались друг друга, никто, до дна, не был откровенен, ибо КГБ — он же повсюду! Счас-то мы осмелели, а вот тогда! Здесь же, — Чуприянов помедлил, — дело-то деликатное… Это мы теперь немножко расслабились, а тогда…

Петраков задумчиво копался в картошке.

— Я думаю вот о чем все время… кто Рыжкова-то вел, так целенаправленно, какие силы, уж не смену ли Горбачеву готовили — как? А потом, после его инфаркта, подхватили — кто? Откуда ветер? — Ельцина? Мне бы это понять… Ведь нет в таких «комбинациях» следов, они не остаются, следы уничтожают.

— Схема-то явно не «рыжковская», так? Здесь сила чья-то чувствуется, ведь кооперативы — это предтеча. Тихо-тихо предприятия Советского Союза (кооперативы при предприятиях — одно и то же!) освобождаются от любых обязательств перед государством. Заводы незаметно для общественного мнения уходят пусть не в частные руки, это, как мы видим, происходит (повсеместно) только сейчас, но — под контроль частников, — Петраков сам выделял ключевые слова, — то бишь кооперативов; границы страны для их продукции распахнуты, а резервы выделяются фактически бесплатно. Репетиция… Да? Репетиция 92-го? Приватизация по Гайдару? Помните, в «Гамлете», Иван Михайлович… — он поднял руку на мать… Родина-мать… — да? Нельзя поднимать руку на мать — так подняли же! Более того, Иван Михайлович, дорогой мой директор легендарного ачинского глинозема, Рыжков и его коллеги подмахивают — один за другим — почти двадцать государственных актов, отменяющих монополию на внешнеэкономическую деятельность!

— Е-о-шкин кот… — Чуприянов откинулся на стуле.

— Я не поленился… — Николай Яковлевич увлекся и говорил все громче и громче, — я подсчитал: уже за первые три-четыре недели кооперативы были зарегистрированы на семистах сорока заводах Советского Союза, включая Уралмаш, Ижорсталь и другие гиганты…

А? Как?!..

Вопросы повисали в воздухе.

Петраков совершенно не знал Чуприянова. Прежде они не встречались, да и где бы им было встретиться? Но об ачинском глиноземе Николай Яковлевич действительно слышал часто: комбинат — огромный, в прежние годы здесь трудились почти девятнадцать тысяч человек, сейчас осталось десять тысяч, упали объемы, ибо новозеландский глинозем вдруг оказался лучше, чем свой, собственный, сибирский.

Глинозем действительно отличался, хотя и не сильно. Это повод оставить людей без работы?

Из всех экономистов России академик Петраков был одним из самых-самых сильных.

— А кто же во главе, да? — спокойно продолжал Николай Яковлевич, теребя в огромных толстых руках рюмку. — Давайте посмотрим, кто стоит во главе этих кооперативов. Знаете, старый анекдот, — в Баку приехала комиссия из Москвы, гражданскую оборону проверяет. Сидит самый главный товарищ по этой обороне, пьет чай.

— Доложите обстановку, — требует комиссия.

А он, значит, гостеприимно так: «Садитесь, пожалуйста, гости дорогие, мы чай по-опьем, потом покушаем, потом все вам доложим, все покажем…

Те — ругаются: в каком вы, товарищ, виде, доложите обстановку, что у вас здесь происходит?.. Где противогазы? Где спецкостюмы? Куда делись!..

— Да вот, говорит, гости дорогие, рыбалка большая у их была, в лиман на осетра ходили, там у нас комары, спецкостюмы хорошо подошли…

— А если завтра, товарищ, будет атомный взрыв? Если атака газовая?

— Ой-ой, не говори, слушай, не говори, брат: на весь мир опозоримся, точно тебе говорю…

Вот и опозорились, Иван Михайлович, наши начальники на весь мир — стыд-то сразу пропал, в момент: кооперативы возглавили жены и старшие дети директоров заводов, родственники секретарей обкомов и облисполкомов, руководителей спецслужб на местах, прежде всего — КГБ, они ж… у нас… самые быстрые, наследники Дзержинского… ну и — близкие многих-многих товарищей из Москвы, из отраслевых министерств… Прежде всего они!