Новый год в октябре - Андрей Молчанов
Шрифт:
Интервал:
В «предбаннике» звенели телефоны, шла возня с бумагами, дробно и сухо, как швейная машинка, стрекотал телетайп…
И вдруг — взрыв тишины. Торжественной и напряженной, какая обычно предшествует взрыву бомбы. Главная дверь НИИ отворилась, и появился Антонов. Точнее, его живот. А уж затем пегие седины, очки в золотой оправе, дородное, суровое лицо…
— Наконец-то, — отчетливо, с ленцой вырвалось у Прошина. — Наговорились. Бонзы.
Голова Антонова медленно повернулась в его сторону.
— Простите, — осведомился тот с грозной иронией. — Я отнял у вас время?
— Было дело, — рассеянно кивнул Прошин, отыскивая глазами пепельницу.
Бросить окурок в горшочек с казенной флорой, куда до того стряхивал пепел, было неудобно.
На лице Антонова явственно проступило удивление с первыми признаками нарождающегося гнева.
— Вы тут работаете? — спросил он, глядя на Прошина, как психиатр на пациента — с каким-то сочувственным презрением.
— Да, — сказал тот чуть ли не с сожалением. — Работаю, знаете ли… — И опустил окурок в пустую склянку из-под клея, заткнув ее горлышко пальцем. — Начальником лаборатории.
Ему почему-то хотелось вести себя именно так. Непочтительно. Странное дело, но подобное желание при встречах с начальством возникало у него едва ли не постоянно.
— Извините, а фамилия ваша?.. — с неблагожелательным интересом вопросил Антонов.
— Прошин, — устало ответил тот. — Все?
— Нет, не все, товарищ Прошин, — веско сказал Антонов. — Я вижу, вас не касаются приказы о курении в отведенных для этого местах…
— Ай, — сказал Прошин и, словно обжегшись о пузырек, поставил его перед замеревшим секретарем. — Виноват!
Из пузырька зыбкой серой змеей тянулся дым. Уголок сигареты шипел, расплавляя засохшие на дне остатки клея, и отчетливое это шипение заполняло наступившую паузу.
— Виноватых бьют, — сообщил Антонов и гадливо посмотрел на склянку. — Я объявляю вам выговор.
Он потоптался, раздумывая, что бы сказать еще, но лицо Прошина выражало такое глумливое смирение, что слов у Антонова не нашлось: он пронзил наглеца фотографическим взглядом, буркнул какое-то междометие, в котором угадывалось «сукин сын», и, твердо ступая, вышел.
— Ну, я к директору, — сказал Прошин секретарю.
Секретарь восхищенно безмолвствовал. Прошин вошел и каблуком затворил за собой дверь.
Бегунов, склонившись над столом, что-то быстро писал.
— Привет! — сказал Прошин довольно бодро. — Верховодим нашей бандой?
Бегунов передвинул бумаги и поверх очков строго уставился на него.
— Пришел отвлечь, — сказал Прошин, усаживаясь рядом. — Вот, — он расстегнул папку розовой кожи с инкрустацией, — заявки на детали. В отдел снабжения.
— По-моему, — отозвался Бегунов недовольно, — на это есть мои заместители, Далин, например… — Он небрежно подмахивал кончики разложенных ступеньками листов.
— Заявки — предлог, — сказал Прошин.
Он заметил, что Бегунов подписал абсолютно чистый лист, прилипший к остальным, но промолчал.
— Слушаю… — Бегунов откинулся в кресле и потер глаза.
— Я решил писать докторскую, — раздельно произнес Прошин.
— Да? И на какую тему?
— Тонкий вопрос, — вздохнул Прошин, оглядывая загромоздившие углы кабинета модели спутников, радиотелескопов, высокие, задрапированные окна, фикус. — Создание на базе кандидатской более весомой работы. Ты как насчет научного руководства?
— Не понял, — сказал Бегунов. — Тонкий вопрос насчет создания или насчет руководства?
— В таком случае, — сказал Прошин, — два тонких вопроса.
— Я помогу, — с сомнением проговорил Бегунов. — Только… кандидатская, насколько представляю, труд законченный. Красивое решение сложной задачи. И никаких ответвлений…
— Есть ответвления, — перебил Прошин. — Нашлись.
— Ну, давай, — сказал Бегунов. — Излагай.
Прошин изложил.
— Неинтересно. — Бегунов задумался. — Бесполезно, понимаешь? Огромное исследование, расчетов уйма, а ради чего? Это называется рубить мыльные пузыри топором. Хлопотно.
— Похлопочем. — Прошин откусил заусенец на пальце и сплюнул его через плечо.
— Но ради чего? — повторил Бегунов.
— Ради того, — объяснил Прошин, — чтобы стать доктором. Наук.
— Ну, знаешь, — сказал Бегунов. — Это не разговор.
— Начинается, — с тихой яростью констатировал Алексей. — И тут мордой о паркет! В чем дело, а? Курс политики по отношению ко мне меняется, что ли? Я в опале? Самая пакостная работа — мне, в Австралию — Михайлов, с диссертацией — шиш…
— Ты… не горячись, — урезонил его Бегунов. — Работа у тебя замечательная. В Австралию надо отправить радиоастронома. Ты не радиоастроном. А если о диссертации, то помилуй — какая же это диссертация? Халтура. И тут я тебе не пособник.
— Халтура, — подтвердил Прошин, остывая. — Но мне необходима бумага. Путевка на большую административную работу. Кто я с этой кандидатской? Тьфу. Она у каждого третьего. Но каждый третий наукой занят или по крайней мере верит, что занят, а мне-то обольщаться не с чего! А ходить всю жизнь в полуученых, полуначальниках… Уж лучше что-то одно и безо всяких «полу». Я выбрал амплуа чиновника. Меня оно устраивает. А твоя щепетильность… Слушай, это же глупо! Кто-кто, а мы-то с тобой знаем, какой иногда бред защищается…
— Если защищается, — сказал Бегунов, — то не при моей помощи.
— И все же я готов стать исключением в твоей однообразной практике, — с веселой наглостью заявил Прошин.
— И напрасно, — сказал Бегунов. — Потому как считаю исключение в правиле коррозией правила.
— Интересная мысль. — Прошин, паясничая, воздел глаза к потолку. — Как думаешь, выпускают правила из нержавеющих материалов?
— Вот что. — Бегунов вновь склонился над бумагами. — Мысль свою доразвей на досуге, а пока скажу одно: будет хорошая идея — приходи. Не будет — не обессудь. И хотя пули логики ты отливаешь превосходно, мой лоб они не пробьют. Работай. Думай. А пролезать окольным путем, сдирая шкуру, не рекомендую. Кривой путь — это путь в тупик.
«Удивительно, — думал Прошин. — И он выбился в академики… Сколько же у него врагов? Нет, надо быть гениальным и чистым, чтобы перешагнуть расставленные против тебя рогатки, даже не заметив их. Вот они — благость и счастье таланта».
— Дидактичность твоя очаровательна. — Он дергал заевший хомутик «молнии», пытаясь застегнуть папку. Но с чего это на тебя нашло, а? Раньше, помнится…
— И давай без упреков, — оборвал его Бегунов. — Это в конце концов непорядочно. Вся моя предыдущая поддержка — аванс. Аванс, данный тебе для дальнейшего самостоятельного развития в науке. В качестве ученого, администратора — все равно. Пусть аванс дан тебе как сыну. По блату, что называется. Но я надеюсь, на индульгенцию со временем ты мне заработаешь…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!