Несчастливой любви не бывает - Галина Артемьева

– У него восемь детей от разных браков, – сказала она в пустоту, не зная, будет ли услышана. Словно сама с собой говорила.

Экран тут же ответил:

– Вы можете выносить ребенка из пробирки.

– Так вы именно это и делаете тут? – спросила она разочарованно. Пробирка полностью исключалась. Муж не должен усомниться в ее полном совершенстве, как эстетическом, так и физическом.

– Нет, мы лишь хотели подчеркнуть, что у вас есть более доступный и естественный путь для достижения желаемого результата.

– А что можете предложить вы?

– С нашей помощью вы можете произвести на свет естественным путем того, кого все окружающие, и вы в том числе, не отличите от обычного младенца. Он будет расти и развиваться в соответствии с возрастом. Но в строгом смысле это не будет человек.

– Вы – инопланетяне? – доверчиво спросила она, воспитанная фильмами про «чужих».

– Ваше предположение неверно. Мы – уникальная научная лаборатория. Ваш ребенок будет представлять собой особую энергетическую субстанцию. В просторечии это может быть именовано как биоробот. Но наименование абсолютно поверхностное и не отражает сути явления. Вы приобретаете у нас капсулу, принимаете ее перорально, и через девять месяцев появляется ребенок. Он будет сосать грудь, потом есть человеческую пищу, станет учиться ходить и говорить, хотя ни питание, ни какое-либо обучение ему не нужны, он сможет прожить весь срок без пищи, а знания, умения, навыки и способности закладываются нами изначально.

– Что такое «весь срок»? – Она уже знала, что обязательно купит эту капсулу. И проглотит ее немедленно.

– Максимум двадцать лет. И это при непременном условии, что ровно через год после его рождения он примет приобретенную у нас капсулу. Это жизнеобеспечение на год.

– А потом?

– Потом вы снова купите у нас капсулу.

– А почему нельзя тогда после двадцати лет покупать у вас это ваше лекарство раз в год? Чтобы он дожил до сорока, например?

– К двадцати годам организм полностью созревает. Там нужно другое энергообеспечение, а у нас его нет. И в ближайшем будущем не предвидится. Двадцать лет – не больше. Мы не шарлатаны и обещаем только то, что можем.

В принципе, и двадцати лет ей хватит выше крыши. Предложение дельное. Сейчас мужу семьдесят. Сын у него родится в семьдесят один. Кстати, надо оговорить, чтоб был сын. Пока суд да дело, до девяносто одного года тоже нужно дожить. Хотя матери его сейчас именно девяносто один. И живее всех живых. Но мужики живут меньше. Эх, да что там думать!

– Я готова. Покупаю, – заторопилась она.

– Нет, сегодня вы не купите, – равнодушно раскинул буквы экран. – Вы не ознакомились с нашими условиями. Вы не оговорили пол ребенка. Вы не выразили желания, на кого он должен быть похож. Мы должны иметь детскую фотографию того родителя, на кого должен быть похож ребенок. Дело в том, что у отца ребенка не должно возникнуть ни малейших сомнений в своем отцовстве. Иначе он может потребовать провести анализ крови. Этого допускать ни в коем случае нельзя.

– Мальчик. Это должен быть мальчик. А фото я привезу. Завтра же.

– Нет, через три месяца. За это время вы постараетесь собрать деньги на первую капсулу.

Увидев загоревшуюся сумму, она поняла, что протестовать нет смысла, экран знает свое дело крепко. Это были серьезные деньги. Слишком серьезные, чтобы получить их в один присест. При всем ее неограниченном кредите. Муж проверяет все счета, ласково усмехается, вчитываясь в перечень покупок своей баловницы. А если ни с того ни с сего со счета уплывет в неизвестном направлении такой кораблик… Тут еще придется поломать голову.

– И будьте супружески близки с мужем. Интенсивно близки, – посоветовал экран. – Чтобы не допустить ни тени сомнений.

Первое, что она сделала после судьбоносного визита, – помчалась к его матери за детскими фотками мужа. Та была осчастливлена.

– Ты единственная из моих невесток, кто по-настоящему любит своего мужа. Никто из них не просил меня об этом.

Бодрая бабулька простодушно вытащила на белый свет все свои сокровища – стопку старинных альбомов.

– Вот он, моя сказка-синеглазка, – влюбленно ворковала она над выцветшими желтовато-коричневыми изображениями.

Будущая мать внимательно вглядывалась в черты, обязанные воплотиться в ее сыне. Ребенок был красив – это объективно можно было признать. Даже помня невыносимый ночной храп того, в кого он превратился к настоящему времени. Ладный, крепкий, волевой. Бессмысленная кроха в шесть месяцев на руках у матери, выглядит ее опорой, а не обузой. А вот он же в романтическом ореоле юности. В такого она бы влюбилась. Такой к ней приходил в ее мечтах. Жаль, они не встретились еще до всего в ее жизни. Оба молодые, прекрасные. Какие дети могли бы у них родиться!

Она попросила несколько особо приглянувшихся ей фотографий. Старушка щедро вручила целый альбом:

– Бери, доченька! Я для еще той, первой, приготовила. Все ждала: придет, попросит, если любит. Куда там! Только себя любят. Себя да деньги его! Ты первая. Ты единственная. На. И поцелуй мальчика за меня покрепче.

Вечером счастливый муж, наверняка извещенный матерью о том, что жена у него наконец-то настоящая, вручил ей очередное бесценное украшение, стоимости которого наверняка хватило бы на капсулу. Он-то был свободен в своих тратах и проявлениях чувств.

За три месяца ей удалось собрать только половину названной суммы. И то она совсем извелась, выкручиваясь. Сшила себе сама в материнской каморке несколько шикарных нарядов. Мужу объяснила: молодой, жутко дорогой модельер, берет только кэш. Тот покупки одобрил, хоть и сказал о ценах: «Молодой, да ранний». Врала про какие-то косметические процедуры в салоне.

Она решила, что в назначенный день все равно поедет в эту лабораторию. Она им предложит деньги и вместо второй половины бриллиантовую диадему, подаренную мужем года три назад, про которую он наверняка забыл. Он вообще не имел обыкновения вспоминать о своих подарках. Украшение стоило многим больше недостающих ей денег. Но при покупке цена одна, а при продаже – другая. Согласятся – хорошо. Нет – отложит еще на три месяца. Наберется терпения. Если, конечно, те ее не выгонят.

Ждать в предбаннике пришлось еще дольше, чем в первый раз. Камеры поворачивались то так, то эдак. Понятно было, что тем, за экраном, все будет известно о содержимом ее сумочки, желудка и кишечника. Всесторонняя диагностика.

Едва усевшись на жесткий стул, она высказала свое предложение по оплате.

– Покажите фотографию, – потребовал экран.

Она показала все свои самые любимые.

Экран долго молчал, видимо, обрабатывал информацию.

– Мы примем предложенную вами оплату, – повыскакивали долгожданные буковки.

Выдвинулся небольшой металлический ящичек. Она поняла, что надо положить то, что принесла. Торопливо засунула пачки денег и коробку с диадемой.