Айронкестль - Жозеф Рони-Старший

Лев ступал рядом со львицей, которая шла, крадучись, чуть не ползком. Сидней зарядил ружье и щелкнул затвором. В магазине было шесть зарядов.

Новый рев прорезал пространство, и лев-великан, в свою очередь, вынырнул из тени скал.

— Черт возьми! — выругался Гютри… — Мы играем со смертью.

Первый лев бросился и в шесть прыжков был уже на полпути от янки, второй оставался неподвижным, во власти звериных грез, не стряхнув еще с себя пещерных теней.

Теперь о бегстве нечего было и думать. Сидней повернулся к зверю и выстрелил одновременно с Курамом и его товарищем. Пуля слоновьего ружья задела череп льва и взорвалась в двухстах шагах; пули негров не причинили зверю никакого вреда.

Три громадных прыжка — и рыжее тело льва, как скала, грохнулось на то самое место, где стоял человек, но тот отскочил в сторону, и когти и зубы льва ударились об острое лезвие охотничьего ножа. Слоновье ружье грохнуло вторично — и невпопад, так как прыжки зверя и человека не давали возможности прицелиться… Одного из них ждал вечный мрак.

Негры опять прицелились, но Гютри был перед самым зверем, и они боялись выстрелить, не доверяя своей ловкости.

Чтобы напугать льва, Гютри испустил дикий крик; лев ответил ревом. Две силы столкнулись. Лев встал на задние лапы, выпустив когти, раскрыв пасть, откуда торчали гранитные клыки… Но у человека было оружие: он нагнулся и до рукоятки воткнул длинный охотничий нож в грудь зверя.

Но тот не упал. Он взмахнул лапой и всадил когти в бок янки, стараясь ухватить громадной пастью его голову.

Сидней понял, что охотничий нож не задел сердца льва и кулаком левой руки ударил его по ноздрям, заставив льва поднять морду.

Тогда человек, вытащив оружие, вторично нанес удар, не имея возможности прицелиться из ружья.

Задыхаясь и хрипя, два гиганта — человек и хищник — с остервенением набросились друг на друга. Поверженным оказался зверь…

В глазах у Гютри потемнело. В последнем напряжении он ударился головой о скалу и почти потерял сознание.

А львица была от него в каких-нибудь трех прыжках, и за ней следовал черный лев. Сидней понял опасность положения и напрягся для смертельной борьбы, но прежде чем он овладел бы своими мышцами, звери растерзали бы его…

В этот критический момент появился сэр Джордж, в одно время с Филиппом, показавшимся на вершине холма…

Оба прицелились и одновременно выстрелили в львицу.

Едва прозвучали выстрелы, животное завертелось и рухнуло с дважды пробитым черепом. Падая, львица ударилась о черного льва, который, остановившись, стал обнюхивать издыхающего зверя. Но прозвучали новые выстрелы, и черный лев, в свою очередь, распростился с лесом, степью и опьяняющими ночами.

Сбежались все. Негры выли от радости, Гютри высоко поднял голову в сознании своей силы… Опасность миновала. Лев-великан исчез за скалами; какой-то бесформенный страх заставил прочих хищников отступить…

— Еще немного, и мне привелось бы узнать, что делается на том свете, — сказал Гютри, несколько бледный, с нескрываемой радостью пожимая руки сэра Джорджа и Филиппа.

— Таких стрелков, как вы, немного найдется, хотя бы и в Капштадте.

— Ну, решительно не следует больше разбредаться поодиночке, — сказал Гертон, прибежавший вместе с Мюриэль.

— Господин правду говорит, — подтвердил Курам. — И не следует забывать о Коренастых… Курам заметил следы; Курам не удивится, если они расставят ловушку.

Жизнь умело заживляла раны гориллы, над которыми поработала смерть. В глубине помертвевших орбит, под жесткими дугами бровей глаза вновь начинали всматриваться в мир. Горечь и недоверие упорно держались в душе животного. Оно видело себя пленником каких-то подозрительных существ, чуть ли не себе подобных. По временам его лоб странно морщился: в голове мелькали образы забытых пейзажей, силуэты подруг… При приближении людей оно ощетинивалось, инстинктивно уклоняясь от смертельной опасности, которой можно ожидать от всякого существа.

Но присутствие одного выносило с кротостью. При появлении Гертона лесной житель поднимал тяжелую голову, и в зрачках его вспыхивал огонек. Он миролюбиво смотрел на это бледное лицо, на светлые волосы, на эти руки, утишавшие его боль и кормившие его. Несмотря на постоянные вспышки страха и недоверия, жесты Айронкестля от повторения становились привычными, и эта спасительная привычка внушала в его присутствии чувство безопасности. Горилла верила ему, и каждый жест этого человека действовал успокаивающим образом. Животное знало, что на свете жил кто-то, от кого оно ежедневно получало пищу, источник жизни. Постоянно возобновляясь, эти впечатления становились глубже, сознательнее. Между несходными духовными мирами происходило смутное взаимодействие.

Вскоре приход Айронкестля стал радостью. В его присутствии животное, чувствуя себя в безопасности, подпускало к себе и других. Но как только он удалялся, начинало дико ворчать…

Коренастых приручить оказалось невозможно. Необузданная вражда светилась в глубине их зрачков. Их непроницаемые лица или оставались странно неподвижными, или в них, как молния, сверкало убийственное отвращение. Они принимали уход и пищу без тени благодарности. Их недоверие сказывалось в бесконечных обнюхиваниях и ощупываниях, которым они подвергали всякую приносимую им пищу. Одна только Мюриэль, казалось, не возбуждала их ненависти. Они смотрели на нее неотрывно, и по временам какое-то загадочное выражение пробегало по их отвисшим губам.

Чувствовалось, что они постоянно настороже. Глаза их впитывали в себя все образы, слух улавливал малейшее колебание.

После приключения со львами их бдительность еще более усилилась. Однажды утром Курам сказал:

— Их племя очень близко. Оно с ними говорит.

— Разве ты слышал голоса? — спросил Айронкестль.

— Нет, господин, не голоса, а знаки — на траве, на земле, на листьях и на воде…

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, господин, потому что трава срезана с промежутками или же сплелась; потому что на земле проведены борозды; потому что листья подняты или сорваны так, как не делают животные, а на воде плавают перевитые ветки. Я все вижу, господин!

— А ты не знаешь, что это значит?

— Нет, господин! Я не знаю их знаков, но они думают только о том, как бы сделать нам зло. И те, кого мы взяли, становятся опасными для нас. Нужно их убить или пытать.

— Зачем их пытать?

— Чтобы они раскрыли свои тайны.

Айронкестль и его товарищи слушали с изумлением.

— Но что они могут сделать?

— Они могут помочь расставить для нас ловушки.

— Нужно только лучше следить за ними и связать их.

— Не знаю, господин. Даже связанные, они сумеют помочь своим.