Ведьмин род - Марина и Сергей Дяченко

Констебль не двинулся с места.

– Очнись, Лис! – Хозяин дома говорил оглушительным шепотом. – Тебе здесь жить… у тебя семья, внуки… ты же сосед, мы свои… Скинем их с обрыва в озеро, вместе с машиной. Пусть потом ищут. Лед на трассе… Сколько таких случаев…

Констебль сглотнул, ни на что не решаясь, но уже зная, что решиться придется.

* * *

«Почини», – сказал Мартин.

Одна пуля проломила ребро у основания, другая вошла в позвоночник. Мартин лежал ничком, Эгле стояла над ним на коленях, время текло вместе с кровью на снег.

Селение Тышка сомкнулось вокруг – капканом. Каменным мешком. Поселок-убийца, поселок-кошмар. Весь долгий путь по горным склонам был дорогой на дно, во тьму, в смерть. «Почини», – сказал Мартин, но Эгле чувствовала свою невсесильность как проклятие. Мир полон зла. Чуда не будет.

Тускло поблескивал снег – матовое зеркало, и по нему бродили искры, будто что-то желая показать ей, подталкивая, подсказывая; Эгле посмотрела на свои ладони, покрытые кровью Мартина. И потом, словно оттолкнувшись от них взглядом, посмотрела вверх.

Над темными горами висели звезды – так много она никогда не видела. Ни разу в жизни; они были цветные. Бирюзовые, розовые, опаловые, изумрудные, желтые, синие, красные. Они смотрели на Эгле миллионами глаз – острых, хищных, печальных, насмешливых. Эгле показалось, что она волчица и, если завоет, – дыханием коснется неба.

Горячий воздух подступил к ее горлу. Эгле потянулась вверх, достигла звезд и зачерпнула, закрутила водоворотом, смешала, дернула на себя. Небо помутилось, звезды слиплись в единую массу, густую, как тесто, наполнили ладони и хлынули в Мартина – в развороченное мясо, в переломанные кости, в разорванные артерии.

Кусок свинца впился в ладонь – сплющенная пуля. И еще одна, раздавленная о его позвоночник. Две смятые пули покатились на землю, звезды падали, как вертикальный столб света, пот заливал глаза, кровь Мартина заливала снег…

Дверь дома открылась. На пороге стоял человек, полный страха и заряженный смертью.

* * *

Васил Заяц просто боролся за свою жизнь.

Не суд его пугал и не приговор. Не долгий срок, который, скорее всего, получит его жена за убийство младшего Старжа; не судьба сына, который теперь сядет, а ведь собирался жениться весной. Не участь дочери-ведьмы… ее-то, пожалуй, стерва и пощадит, единственную. Он хорошо помнил, как подхватывает человека вихрь, как потом роняет на дорогу. Чуть выше подкинуть – костей не соберешь.

Жена взяла двустволку из сарая. Но, кроме двустволки, хранился еще карабин в доме. Васил Заяц был охотником с отрочества и предпочитал крупную дичь.

Ведьма стояла на коленях над трупом инквизитора. Казалось, она воет, как волчица, только вместо воя расстилалась жуткая тишина, а вокруг – Заяц разинул рот – вокруг совсем не было снега, как если бы ведьма растопила его в радиусе пяти шагов или разметала, будто взрывом.

Инстинкт велел ему бежать, уносить ноги, но Васил Заяц понимал, что далеко не убежит. Нет; он должен встать и посмотреть своей смерти в лицо, а потом поднять карабин, упереть в плечо и не промахнуться, потому что выстрел будет только один.

* * *

Тот, кто стоял на пороге, источал теперь азарт: так бывает, что жертва становится охотником. Эгле знала, что, если обернется и посмотрит на свою смерть и оставит Мартина одного на долю секунды, – все будет напрасно, Мартин никогда не поднимается с талого снега. Она должна закончить работу до того, как человек на пороге выстрелит.

Она шарила ладонями в ледяной космической пустоте: последние цветные огни пытались спрятаться, закатившись за облако. Звезд не хватало. Мартин не дышал. Эгле с каждой секундой все безнадежнее понимала, что опоздала, что взялась за непосильный труд, что надорвалась и сейчас потеряет сознание, и тогда эти люди ее добьют.

Темнело небо. Сгущались тучи. Не осталось ни одной звезды…

* * *

Васил Заяц прежде никогда не стрелял в людей. Одно дело – забить камнями беспомощную «глухую» ведьму, на первый взгляд неотличимую от обычной девушки. Другое дело – стрелять в действующую; Васил Заяц не имел понятия о том, что из десяти пуль, выпущенных в ведьму, две попадают в цель, семь или восемь – в свидетелей, но если стрелку не повезет и он изберет мишенью по-настоящему мощную флаг-ведьму – пуля к нему вернется.

Грохнул выстрел из охотничьего карабина.

* * *

Человек на крыльце перестал существовать вместе со страхом, яростью и азартом. Звук выстрела был как прикосновение бича, Эгле почувствовала мгновенную боль – но и толчок, который подстегнул ее, прояснил сознание и добавил сил. Она потянулась, хватая последние звезды в прорехах туч, выдаивая небо уже до крови, переливая кровь – в Мартина, чувствуя, каким горячим сделалось его тело, кажется, воздух дрожит над ним, как над костром.

На крыльцо выскочил констебль – сгусток страха и растерянности, с фонариком склонился над темной грудой на крыльце; Эгле не смотрела на него.

Констебль в ужасе закричал.

Мартин закашлялся и пошевелился.

Эгле трясущимися ладонями ощутила мокрую, горячую, разорванную в клочья ткань пальто. Мартин дышал.

На секунду ей показалось, что ее застрелили секунду назад, что она парит над землей и видит Мартина внизу и он жив.

Мартин повернулся на бок, из широко открытых глаз уходила муть. На смену ей накатывало потрясение; несколько секунд Эгле и Мартин молча смотрели друг на друга.

Вернулись звуки: далекий собачий лай. Хлопанье дверных створок. Осторожные шаги по снегу – это соседи, пришли спросить, кто стрелял. Сейчас здесь соберется половина селения Тышка.

– Март, – шепотом сказала Эгле. – Нам надо отсюда… уходить.

* * *

После встречи с Соней Клавдий вернулся во Дворец Инквизиции. Человек, которому он перезвонил еще с дороги, прибыл через час – хотя добираться ему было далеко, из районного центра провинции Вижна. Не иначе, служебный автомобиль летел по трассам под мигалкой, и обыватели в ужасе думали, что ведьмы возобновили нашествие.

Он вошел в кабинет Клавдия – двухметрового роста, баскетболист-любитель, с жутким шрамом от виска до подбородка; шрам можно было косметически откорректировать, если бы его носитель заботился о таких мелочах. Август Сокол, в прошлом хороший оперативник, теперь – с администраторским опытом, два года был заместителем Сони из Альтицы, получил травму на посту, провел три месяца на грани жизни и смерти, сумел выжить и восстановиться, в том числе и на баскетбольной площадке. Клавдий много лет мысленно держал его в резерве; во время «ведьминой ночи» в Вижне этот человек великолепно проявил себя – и как оперативник, и как стратег. Со временем, конечно, власть испортит его, но это будет потом, а надежный союзник требовался Клавдию сегодня.

– Да погибнет скверна, – пробормотал баскетболист, переступая порог. Он понятия не имел, зачем его вызвали с такой степенью срочности, и у него были, похоже, нехорошие предчувствия.