Приключения Майкрофта Холмса - Куинн Фосетт

– Ну конечно, – ласково сказал Холмс. – Думаю, что вам предложат отправиться в Баварию или, возможно, в Вену.

– Могу ли я спросить у вас зачем? – Задавая этот вопрос, я совершенно не желал узнать больше, чем было бы благоразумно.

– Давайте лучше убедимся в том, что это предложение вам сделают, – предложил он в ответ. – Мне не хотелось бы делать ваше бремя чрезмерным.

Я кивнул, показывая, что хорошо понимаю трудность положения.

– И вы хотите избежать риска, связанного с тем, что Викерс может понять, что я знаю больше, чем должен.

– Именно так. – Он вздохнул с облегчением. – Это только увеличит грозящую вам опасность, но не принесет вам никакой пользы.

Я почувствовал глубокий смысл его осторожности.

– Сэр, только одно, прошу вас.

– Что вы хотите? – спросил Холмс, услышав мольбу в моем голосе.

– Не согласитесь ли вы доставить моей невесте записку от моего имени? У меня сейчас нет возможности оказывать ей должное внимание. Я знаю, что если мне не удастся завоевать ее расположение, это потрясет оба наши семейства. Во время нашей последней встречи я не мог знать, что мне предстоит долгое отсутствие, и был уверен, что Элизабет потребует объяснений. Мисс Ридейл не предполагает, что я не могу в настоящее время связаться с ней. Она не пожелает смириться с неуважением.

– Дорогой мой, неужели она настолько пунктуальна в вопросах этикета? – спросил Холмс.

– Последнее время мне кажется, что да, – ответил я, ощущая, что мои слова нелояльны по отношению к Элизабет. Если я снова разочарую ее, то стану в ее глазах хуже последнего хама. – Вы, возможно, заметили, что она очень пристально следит за положенными знаками внимания. Она рассчитывает, что мы поженимся в ближайшие два месяца.

– А вот это может и не получиться, – сказал Холмс и, тщательно подбирая слова, спросил: – Насколько глубока ваша привязанность?

– Мистер Холмс, как джентльмен, я не могу ответить вам, – ответил я, краснея. Признаться, я никогда не задумывался об этом. – Нас предназначили друг для друга, и семьи давно ожидают нашего союза.

Холмс не придал значения этому замечанию.

– Понимаю, – нахмурился он и продолжил: – Вы можете написать ей краткую записку. Конечно, с условием, что в ней не будет даже намека на то поручение, которое вы выполняете. Я позабочусь, чтобы ее доставили. Можете быть уверены, что послание будет у нее в руках завтра утром. – Он указал на письменный стол. – Можете написать прямо сейчас, если это вас устроит.

Собравшись с мыслями, я уселся и обмакнул перо в чернила.

Моя бесценная Элизабет!

Пишу, чтобы поставить Вас в известность о том, что, в связи со своими обязанностями и по требованию моего хозяина, я вынужден на длительное время покинуть Лондон. Продолжительность моего отсутствия сегодня не может быть точно определена. Поэтому я прошу Вас снизойти к моим оправданиям, не забывать обо мне и поминать в молитвах, до тех пор пока я не выполню поручения, возложенные на меня. Я же все время отсутствия неизменно буду помнить Вас и молиться за Вас.

Понимаю, что мое путешествие может причинить Вам беспокойство, и прошу у Вас прощения. К тому же у меня нет оснований считать, что эта внезапная поездка является чем-то исключительным, поэтому я приношу извинения за то неловкое положение, в котором мы оказались.

Я сообщу Вам о сроке моего возвращения, как только сам узнаю его, так как надеюсь иметь честь еще раз посетить Вас и ваших родителей в Твифорде. И наконец, хочу заверить, что поставлю Вас в известность в тот же день, когда окажусь в Лондоне. Даю честное слово, что не сделаю ничего, что подорвало бы Ваше доверие ко мне.

С величайшей любовью и уважением,

Патерсон Эрскин Гатри

В силу случившихся обстоятельств письмо вышло не столь элегантным, как мне хотелось, но я был уверен, что смог намекнуть на грозящую мне опасность, причем сделал это таким образом, чтобы не вызвать неудовольствия ни у Майкрофта Холмса, ни у Элизабет Ридейл. Поставив точку, я дал прочесть записку мистеру Холмсу.

– Очень хорошо, – одобрил он, вернув мне листок. – Тьерс отнесет письмо в Твифорд после ежедневного визита к матери.

– Как ее состояние? – спросил я, вспомнив о ее ужасной болезни. Вложив письмо в конверт, я запечатал его и написал полное имя и адрес Элизабет.

– Все хуже, – ответил Холмс. – Тьерс все время готов получить известие о ее кончине. Очень печально.

– Не будете ли вы любезны сообщить Тьерсу о моей симпатии и сочувствии? – спросил я, вручая господину Холмсу запечатанный конверт.

– Обязательно скажу, – ответил тот. – А теперь, думаю, будет лучше всего, если вы вместе с Джеймсом уйдете отсюда. Вы пробыли здесь довольно долго, и наблюдатели должны поверить, что вам удалось найти солиситора, который заинтересовался вашим делом. Но расстаньтесь с ним достаточно резко, даже грубо: пускай заинтересованные зрители поймут, что вы не достигли полного согласия. – Указав на дверь, он вручил мне десять шиллингов. – Продолжайте ваше дело. Надеюсь встретиться с вами завтра.

– Если Бог даст, – ответил я, направляясь к двери. – А как я объясню происхождение этих денег?

– Как хотите. Можете сознаться в воровстве, и это никого не удивит, – предложил Майкрофт Холмс, зло скривив губы.

– Воровство, – повторил я и оставил его в одиночестве.

Джеймс сидел за столом во внешней комнате, согнувшись над кипой бумаг.

– Вы закончили? – спросил он, подняв на меня глаза.

– На сегодня. Завтра я снова приду, если будет что доложить. – Я заметил, что Джеймс действительно составляет справку по делу, и это меня удивило.

– Я должен убедить весь мир, что я солиситор, – объяснил он. – Иначе этот обман станет опасным для всех нас.

– А вы действительно юрист? – спросил я, решив, что это вполне возможно.

– На самом деле я барристер[2], – ответил он с гордостью. – Я состою при премьер-министре, – он, подняв голову, коснулся своих потрепанных одежд, – и он поручил мне работать с Майкрофтом Холмсом, когда начались сложности с Фрейсингским договором.

– Это было в прошлом году, не так ли? – спросил я, перебрав в уме множество записей, которые мне пришлось разбирать за последние несколько месяцев. – Какие-то сделки с Германией?

– Это касалось Баварии. Вопрос считался решенным, но теперь ясно, что могут появиться дополнительные трудности. Кое-что из условий, о которых не сообщают широкой публике… Вы понимаете меня? – Джеймс откровенно ненавидел эти дополнительные трудности. Собрав бумаги, он вновь запихнул их в портфель. – Сюда, пожалуйста.

Я шел за ним по залу, на ходу припоминая манеры Августа Джеффриса. Поэтому, когда мы вышли на улицу, на моем лице было грубое выражение, свойственное этому образу.