Размытый след галактики иной - Сергей Юрьевич Катканов

Но ведь Булгаков 10 лет работал над романом, у него было время дотянуть образ Иешуа, чтобы хотя бы самому себе ответить на вопрос, кто же это такой. Так в том всё и дело, что для него Иешуа вовсе не был центральным персонажем, для него это периферийная фигура, не имеющая большого значения. Ему просто не было интересно детализировать этот образ. Ведь он писал «роман о дьяволе», и думал он соответственно о дьяволе, а не о Христе. Иешуа не живой образ, а лишь обстоятельство в судьбе Пилата. И на место этого обстоятельства автор, не долго думая, поставил нечто в духе расхожих представлений русской интеллигенции, действительно сильно отдающее толстовством.

Лев Толстой был кумиром русской интеллигенции. Толстовство очень быстро превратилось в общее место. Толстовством дышали, уже и не вспоминая про Льва Николаевича. А для Булгакова эксклюзивными, ключевыми, принципиально важными образами были Воланд и Пилат. Ведь сам он писал «роман о дьяволе», а его персонаж писал «роман о Пилате». Все остальные персонажи для Булгакова — периферийные, второстепенные, не имеющие большого значения. И вот на место одного из таких периферийных персонажей, Иешуа, он просто ставит интеллигентскую банальность, чуточку её оживив. И, ломая копья по поводу этого образа, мы попадаем в положение несколько дурацкое.

И утверждение типа: «Пилатовы главы… это именно «евангелие», но «антиевангелие», «евангелие сатаны»», мягко говоря, повисают в воздухе. Я ни кого не шокирую, если скажу, что «пилатовы главы» посвящены Пилату? И то, что Мастер «написал о Пилате роман», это, наверно, не очень большое открытие? Это заметил даже не сильно развитый графоман Бездомный, которого в этой истории заинтересовал только Пилат. Иешуа тут ни для кого не имеет значения. Из трех пилатовых глав Иешуа появляется только в первой, и там ему уделено лишь с десяток страничек, и даже на этих страничках больше значения имеют внутренние переживания Пилата, а не Иешуа, как таковой. Где же тут «евангелие сатаны»?

Канонические евангелия рассказывают нам о Христе. Если представить себе «евангелие сатаны», так оно, очевидно, должно рассказывать нам о Христе нечто совсем другое. Но «пилатовы главы» вообще не о Христе. С какого перепуга сатану должны были так сильно заинтересовать психологические проблемы Пилата? А там ведь и речь-то идёт почти только о римском прокураторе. Называть «пилатовы главы» «евангелием сатаны», это всё равно что канонические евангелия называть «пилатовыми главами». В «пилатовых главах» Иешуа упоминается, но вообще-то это не о нем. Так же как в канонических евангелиях Пилат упоминается, но вообще-то это не о нём. Если для читателя что-то является главным, он не должен автоматически считать, что и для писателя это является главным.

Со стороны Булгакова тут не было ни какого сознательного кощунства, просто он слишком легкомысленно поставил на место второстепенного персонажа персонифицированную интеллигентскую банальность. Стерпеть это куда легче, чем сознательное глумление над верой.

Откровенно говоря, мы и не такое вынуждены терпеть. Вам ни когда не приходилось видеть в наших храмах иконы Спасителя, на которых изображено лицо вполне заурядного, а то и вовсе ничтожного мужчины? Или самодовольного красавчика? Или жестокого карателя? Эти образы Господа нашего Иисуса Христа куда более кощунственны, чем образ Иешуа. И если, глядя на Иешуа, можно ещё как-то увильнуть, дескать, нам ни кто и не пытается внушить, что это Христос, его и зовут-то по-другому, то с кощунственными иконами ведь ни куда не увильнешь, нам однозначно и безусловно пытаются сказать, что это и есть Христос. А кто-то ведь может очень глубоко переживать кощунственность этой иконной лжи.

И что делать? В храм что ли не ходить? Так и появились все секты. Достать настоятеля требованиями убрать из храма вот это и вот это? А настоятель возьмет да и спросит: «Если ты считаешь, что вправе решать, какой образ правильный, а какой неправильный, значит ты уверен, что в твоём сердце запечатлен безупречный образ Христа?». И если я окажусь настолько безумен, что отвечу утвердительно, значит в первую очередь надо гнать из храма меня. Лучше терпеть те иконы, чем находиться в обществе такого самосвята.

Но я ведь и правда, прости Господи, воспринимаю некоторые иконы, как явное кощунство. Что же мне делать? Смотреть в другую сторону. Ещё неплохо бы задуматься о том, не являюсь ли я сам олицетворенным кощунством? И если меня в храме терпят, так, очевидно, и мне стоит кое-что потерпеть.

Мне неприятно, когда некоторые верующие носятся со своими «оскорбленными чувствами», как с писаной торбой. Уж до того все из себя праведные, что смотришь на них и от сияния глаза слепит. Мои «религиозные чувства» эти люди оскорбляют куда больше, чем то, против чего они протестуют. А чьи-то чувства оскорбляет моя персона и, может быть, тоже не без оснований. Не надоело оскорбляться?

Теперь вернемся к Булгакову и, может быть, станет понятно, что вытерпеть его религиозную ущербность всё же куда легче, чем вытерпеть друг друга. Конечно, Иешуа весьма далек от Христа, но всё-таки он куда ближе ко Христу, чем некоторые наши иконы. И не мы ли, православные, порою несём в своих сердцах образ Христа настолько искаженный, насколько Булгаков его всё-таки не исказил. Конечно, Иешуа не Христос, но он, может быть, лучший христианин, чем мы с вами. Иешуа увидел бы в Булгакове «доброго человека», а мы на это способны? Если же кого-то так сильно оскорбляет образ Иешуа, так смотрите вы в другую сторону. Ведь в романе Булгакова ещё есть на что посмотреть. «Меня же сейчас более всего интересует Понтий Пилат».

Трагедия Пилата

Имя этого человека мы произносим на каждой литургии, и вспоминаем о нем без оценки, нейтрально, когда говорим о Господе: «распятаго же за ны при Понтийстем Пилате…». Почему не «при кесаре Тиберии» или не «при первосвященнике Каиафе»? Почему привязка по времени сделана именно через Пилата? Об этом отца Андрея не плохо бы спросить, а я не знаю, и врать не стану. Но факт остается фактом. Пилат — единственный, кроме Пресвятой Богородицы, человек, названный по имени в христианском «Символе веры». Кажется, это достаточная причина для того, чтобы задуматься, что за человек был Пилат, какая судьба скрывается за его именем?

В лице Пилата Древний Рим шагнул на страницы Священного Писания, а если вы читали Тита Ливия и Корнелия Тацита, Марка Тулия Цицерона и Луция Аннея Сенеку, то не могли не полюбить Рим. Древний