Печальная история братьев Гроссбарт - Джесс Буллингтон

Задыхаясь и выпучив глаза, они начали спотыкаться о камни, прикрытые сверху суглинком. Густая тисовая роща покрывала склон крутого оврага, и прежде чем один из братьев успел предостеречь другого, оба заскользили вниз по откосу. Примерно посередине склона они остановились, ухватившись за скользкие ветки, но, прежде чем успели восстановить равновесие, между ними из переплетения замшелых веток возникла тварь.

Гегель чуть не прыгнул со склона вниз головой, но замер, скорее от страха, что потом придется иметь дело с чудовищем в одиночку, чем от храбрости. Манфрид вцепился в толстый сук футах в десяти выше по склону. Переплетение ветвей и корней позволяло твари подобраться к нему сверху. Сужавшаяся к концу ветка прогнулась под весом чудовища точно над Манфридом. Вместо того чтобы рвануть наверх к быстрой смерти, Гроссбарт прыгнул к дереву пониже. Соскользнул мимо него и мимо брата, который бросился вдогонку так, что деревья затряслись вокруг.

На дне Манфрид встал на ноги, но в него врезался брат – оба были мокры от грязи и покрыты синяками от спуска по каменистому склону. Они проплясали несколько шагов, обхватив друг друга руками, чтобы не упасть. Наверху покачнулись деревья, и чудовище прыгнуло.

Гроссбарты оттолкнулись друг от друга, и оно приземлилось между братьями, а не на них. Даже перепуганные, измотанные и ошеломленные, Гегель и Манфрид не знали себе равных в такого рода уловках. Действуя чисто инстинктивно, они набросились на тварь, прежде чем она успела убраться из ловушки. Манфрид врезал ребристым навершием булавы ей по ляжкам, а Гегель полоснул клинком по лицу, попал по переносице и глазам. Тварь при этом разодрала Гегелю руку, но он удержал меч, хотя тот и показался вмиг на сотню фунтов тяжелее.

Чудовище попыталось бежать вслепую, но булава Манфрида его остановила, и тварь лягнула Гроссбарта задними лапами. Чтобы избежать когтей, он выпустил оружие, но, как только враг метнулся прочь, за ним прыгнул Гегель, пытаясь ухватиться за булаву брата, которая торчала из спины чудовища. Меч отскочил от навершия шестопера, который от удара вырвался из раны, но клинок Гегеля глубоко вошел в хребет твари.

Завалившись вперед, чудовище испустило определенно человеческий вопль. Гегель потрясенно уставился на то, как тварь начала подтягиваться на передних лапах и ползти вперед, несмотря на кровавое месиво, в которое превратилась нижняя часть ее тела, и располосованное лицо. Рядом с ним возник Манфрид, занося крупный камень, который вывернул из земли. По скрытому бородой лицу расползлась довольная улыбка, когда он обрушил валун на лысоватую макушку чудовища. Тварь замерла и обгадилась, запачкав братьям сапоги. Они лучезарно ухмыльнулись друг другу, а потом ухватились за задние лапы и выволокли чудовище из кустов.

Где-то позади слышался громкий треск, но когда первый испуг миновал, братья поняли, что услыхали гром. Сквозь лесной покров начал сыпаться мелкий снег. Они вытащили мертвую тварь на небольшую полянку. Манфрид подобрал булаву и поцеловал ее окровавленное навершие. С онемевшей правой руки Гегеля капала кровь, даже после того, как он неуклюже ее перевязал. Оба потыкали ногами в труп: первоначальная радость омрачилась жутким уродством твари.

– Четыре ноги, – пробормотал Гегель, – четыре, пропади они пропадом.

– Сходится, – согласился Манфрид, которому больше ничего не нужно было объяснять.

Некоторое время он молча разглядывал тело, потом отвернулся, и его стошнило. Гегель протянул руку, чтобы похлопать брата по спине, но заметил краем глаза нечто такое, от чего замер как вкопанный. Он повернулся обратно, и волосы у него на загривке встали дыбом.

– Марьины сиськи! – ахнул Гегель и ткнул брата в спину, вытаскивая меч. – Оно шевелится!

Манфрид поднял голову, попытался что-то сказать, но его опять стошнило. Липкая жижа продолжала литься у него изо рта, когда он уже неверным шагом двинулся к твари, вытаскивая булаву. И вправду – ее бока поднимались и опускались, а одна из лап начала взрывать землю.

Булавой Манфрид перевернул тварь на живот. Неглубокие раны у нее на спине выглядели куда менее серьезными, чем наверняка были, когда братья вытаскивали чудовище из кустов. Увидев это, Гегель обезумел. Он отрубил изуродованную голову и пинком отогнал прочь от истекавшего кровью обрубка, а затем принялся топтать череп ногами и не останавливался до тех пор, пока ничего человеческого в нем не осталось.

Гегель был так погружен в это занятие, что не видел происходящего с трупом, а Манфрид был так поражен, что не мог открыть рот. Изуродованные останки начали исходить паром, лапы втянулись, спина выгнулась дугой. В считаные мгновения стягивавшая их шкура превратилась в жирную бесцветную лужицу. Осталась лишь мускулатура и кости, но они казались землистыми и вязкими, как тесто. Шерсть вылезла и теперь плавала в луже, если не считать широкой полосы шкуры от плеч до таза, которая теперь лежала на омерзительных останках, точно не по мерке сшитый плащ. Этот обрывок сохранил свою странную расцветку, поблескивал черными и седыми, рыжими и светлыми шерстинками.

Оторвавшись наконец от растаптывания мозгов, Гегель бросил взгляд на жуткую кучу у ног Манфрида и выронил меч.

– Что ж ты сотворил? – пробормотал Гегель, на которого результат явно произвел сильное впечатление.

– Велика сила молитвы, – пожал плечами Манфрид.

– Я не хотел. Я не собирался… – Гегель сглотнул. – Не хотел поминать ее, хм, лоно всуе.

Манфрид отмахнулся, не сводя глаз с куска шкуры. Что-то в нем его заинтересовало. Наверное, то, как сочетались разные оттенки цвета. Гегель пристально смотрел на брата, пораженный тем, что упоминание грудей Святой Девы осталось без комментария, какими бы ни были смягчающие обстоятельства.

Гегель прищурился, собрал волю в кулак и проговорил следующее богохульство:

– Марьина мокрая жопа.

– Ага-а, – протянул Манфрид и наклонился, чтобы потрогать шкуру, проверить, настолько ли мех сухой и теплый, насколько ему показалось.

– Не трогай! – рявкнул Гегель, перехватив брата за запястье.

Манфрид оттолкнул его и вдруг почувствовал головокружение.

– Ты о чем вообще?

– Я о чем? Это ты о чем? Зачем ты собрался трогать эту мерзкую штуку?

Гегель не мог объяснить, чем эта идея ему была не по душе, но она ему всерьез не нравилась.

– Не знаю, – проворчал Манфрид, медленно поднимаясь. – Выглядит славно.

– Славно? Славно! Это гнилая старая шкура какого-то демона, а ты считаешь, что она красивая?!

– Да, пожалуй, и вправду шкура демона, – признал Манфрид, по-прежнему не сводя с нее глаз. – Наверное, мне не стоит ее трогать.

– Вот уж точно! – поддержал его Гегель, который в душе радовался, что брат не вспомнил, как он хулил Святую Деву.

– Нельзя ее просто так тут бросить, – заявил Манфрид, – а то найдет какой еретик и применит во зло.

– Как применит?