📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгТриллерыПепел и пыль - Ярослав Гжендович

Пепел и пыль - Ярослав Гжендович

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 63
Перейти на страницу:

А в следующую секунду я понял, что это я.

Это был мой собственный силуэт, отраженный в стекле. По спине побежали ледяные мурашки; я чувствовал, как трясутся руки.

Я несколько раз глубоко вздохнул, глядя на залитое дождем стекло и покачивающиеся на ветру ветви. Мне нужна была женщина, таблетка секонала и, может, чашка чая.

Мне доводилось видеть призраки и трупы. Я переводил души на другую сторону света, путешествовал между мирами. В моем подвале лежали деньги, которые я получил от умерших. Тем не менее мне удалось довести себя до такого состояния, что я дрожал как осиновый лист в собственной ванной при виде отражения в окне. По причине дурного сна и грозы. И времени – четырех утра.

Паршивого часа волка, когда человеческий разум беззащитен как у пятилетнего ребенка. Четыре утра. Время, когда бьют прикладами в дверь. Время тайных убийц, тайной полиции и привидений.

Успокоившись, я направился обратно в спальню.

И тут в свете очередной молнии увидел ладонь.

Отпечаток ладони на стекле.

Медленно исчезающее пятно инея в форме ладони с растопыренными пальцами, отпечатавшееся на стекле снаружи.

Отпечаток полностью исчез в течение пяти секунд, которые я посчитал.

Остались только темнота, дождь и гроза.

И человек, стоящий в собственной темной ванной, с превратившимися в куски бетона ногами.

* * *

Телефон зазвонил снова, едва я закрыл глаза.

Бывают такие дни.

Я поднял веки, показавшиеся мне частично парализованными и присыпанными песком. Оказалось, уже светает; гроза за окном сменилась безнадежной моросью. Я посмотрел на часы. Четверть седьмого.

– Добрый день, надеюсь, я вас не разбудил? – послышался скрипучий старческий голос. Судя по тону его обладателя, он полагал, что разбудить кого-то приличного в такое время невозможно. – Это отец Лисецкий. Я по делу брата Михала.

У Михала не было брата. Он сам был братом. Мой покойный друг был монахом. Иезуитом. Вот только уже две недели у него не могло быть никаких дел.

– Вы разве не должны быть на заутрене, отче? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком сварливо.

– Заутреня в четыре, – слегка удивленно объяснил он.

– В четыре. Запомню.

Теперь я сообразил, кто это. Худой старичок в сером свитере, с улыбчивыми глазами, торчащим кадыком и слегка ястребиными чертами. Типичный настоятель, будто сошедший с картины.

– Не могли бы вы сегодня подъехать к нам?

– В монастырь? – Вопрос прозвучал глупо, поскольку ни сети пивных, ни ночных клубов они не держали.

– Брат Михал кое-что для вас оставил.

– Что? – Михал умер внезапно. Крайне внезапно. Вряд ли он мог ждать смерти.

– Приезжайте, пожалуйста. В семь?

– В восемь, – решительно сказал я. Я не начинаю дня с молитв и постов, не занимаюсь самобичеванием вместо завтрака. Я – вполне светская личность. Мне нужны зубная щетка, бутерброды, горячая вода, самокрутка и чашка кофе.

По пути в Брушницу, где находился монастырь, в котором обитал мой умерший друг, я уже не ощущал страха. Ночной кошмар рассеялся. Остались только грусть и сонливость. Переходные времена года – не лучшая для меня пора, как и для любого вроде меня. Безумие любит возвращаться осенью или ранней весной. Оно любит туман и свинцовое, покрытое тучами небо. Ты просыпаешься утром, чувствуя либо неопределенный страх, либо тоску, а иногда и то и другое. Я хотел бы проснуться веселым и улыбающимся или хотя бы ко всему безразличным, но единственное, на что могу рассчитывать, – выбор между тревогой и отчаянием, а еще надежда, что я не свихнусь окончательно.

Городок был тих и безнадежен, окутанный туманом и моросью, словно траурным саваном. Явно умирал, не в силах решить, город он или деревня. Казалось, его построили в состоянии клинической смерти. Улицы полны выбоин, на тротуарах ни одна плита не лежала прямо. Все металлическое проржавело и погнулось, все деревянное поломалось, со всего покрашенного облезла краска.

Едва въехав в городок, я наткнулся на похороны – со свойственной мелким населенным пунктам пышностью смерти, со всей дешевой серьезностью, какую создают пластиковые белые каллы и бумажные хризантемы. Чернота, серебро, кованые венки из металлопластика; конный катафалк, напоминающий экипаж Дракулы; мужчина в черной треугольной шляпе и плаще, несущий погребальную хоругвь с изображением Смерти; ксендз в дождевике и с Библией в руке; небольшая процессия на обочине, поблескивающая чешуей раскрытых зонтиков, будто черная змея.

Сжав руки на руле, я пропустил шествие, стараясь не смотреть людям в лица. Я знал, что видение вернется. Просто было такое время года – с этим ничего не поделать. В таком состоянии я воспринимаю окружающее подобно некоему датчику – чувствую запах тухлятины и плесени из квартир, в которых теснились эти люди, где среди блестящей от потрескавшегося лака мебели единственным живым объектом является мерцающий телевизор, неустанно извергающий сериалы. Я чувствую, как меня со всех сторон окружают захламленные дворы, провалившиеся крыши и покрытые лишайником стены. Я чувствую аромат дешевого вина, слышу пустые разговоры. Скука, безнадега, уродство и монотонность. Жизнь, бегущая по кругу, словно белка в колесе. Они бездумно таращились на меня, и казалось, у всех одинаковые, безразличные лица. Хоровод манекенов.

Это не вполне иллюзия. Когда я в таком состоянии, чувствую жизнь чужих людей. Чувствую так, будто это мои собственные воспоминания. Я знаю, где они держат деньги и где спит бабушка; чувствую запах их жизни, смрад безнадежной повседневности и несбывшихся надежд.

И в этом нет ничего забавного.

Он стоял на тротуаре, с ошеломлением глядя на процессию. Отчасти напоминал нерезкую, смазанную фотографию – черное пятно костюма, контрастирующее с размытой белизной лица, и дыры глаз, будто кто-то нарисовал его размазанной акварелью. Никто его не видел. Никто, кроме меня. Он просто стоял и смотрел.

Я видел его лишь краем глаза. При некотором опыте можно даже приглядеться к чему-то находящемуся на краю поля зрения, продолжая смотреть прямо перед собой. Я смотрел на процессию и танец стеклоочистителей, не имея ни малейшего желания видеть этого человека, но все равно видел его.

Он наблюдал за собственными похоронами.

Остановившись на обочине, я подождал, пока все пройдут и успокоится мое отчаянно бьющееся сердце. Мужчина на тротуаре исчез.

Возможно, он пошел посмотреть, что они станут делать на кладбище.

А потом я двинулся дальше. Мне следовало давно привыкнуть, но это не так легко. Привыкнуть к такому невозможно.

Несколько промокших горожан грустно бродили перед продовольственным магазином, по маленькой площади в стиле ренессанса топтались голуби. Я остановил машину на пустой площади перед ратушей, где белой краской было криво нарисовано несколько прямоугольников парковочных мест.

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 63
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?