Я тебя (не) прощу - Юлия Николаева

-Почему ты не хочешь остаться? - каждый раз спрашивал он, я с упорством отнекивалась, не желая рассказывать правду. Мне хотелось, чтобы отношения наши не переставали быть игрой, дерзкой перепалкой, заканчивающейся агонией страсти. По крайней мере, я воспринимала все происходящее именно так, а расскажи ему о себе, мы сразу впадем в скучное перебирание жизненных ситуаций. Потому я не переставала отшучиваться, да так, чтобы еще и задеть. Меня жутко заводило, когда он злился, да и его тоже, если уж по правде. Но в этот раз он на мои слова никак не отреагировал и вдруг спросил:

-Ты вообще кем меня считаешь?

 Я рассмеялась, качая головой:

-Что за глупые вопросы, - ответила ему, - мы с тобой столкнулись на какое-то время, как два осколка в космосе, между нами невероятное пламя, и мы им наслаждаемся. Неизбежно в какой-то момент мы снова разлетимся, так что давай не будем углубляться в ненужные дебри?

Определенно, меня в юные годы клонило в сторону французских классиков: Стендаль, Мопассан, Бальзак, Флобер, - да и воспитание сказывалось, выражалась я высшей степени высокопарно, но от души, при этом умудряясь казаться стервой. 

Но в тот раз, конечно, перегнула палку, Леха промолчал, а я по наивности решила, что вопрос закрыт. Однако оказалось, все куда сложнее, и вскоре я в этом убедилась.

 Каким-то чудом прошло еще два месяца, я ездила на учебу, а потом встречалась с Лехой, придумывая миллион причин своих задержек домой. В пору было вступать в какой-нибудь институтский комитет, чтобы сваливать на них. Но это оказалось ненужным, потому что все полетело в тартарары самым неожиданным образом.

Только ты расслабишься, решив, что все устаканилось, как судьба непременно поставит подножку. 

В тот день матушка собиралась встретить на вокзале старую подругу, приехавшую на выходные к своей тетке, проводить ее, собственно, до дома и посидеть в гостях. Обрадовавшись тому, что у меня свободный вечер, я отправилась на встречу с Лехой. Мы встретились во дворе далеко от моего дома и направились к месту, где он запарковался, когда самым неожиданным образом из-за угла вышла мама с какой-то теткой. Картина, надо сказать, была хлеще, чем в "Ревизоре". Замерли все. Пока 

я придумывала, как могу обыграть происходящее, матушка пришла в себя и гневно поинтересовалась:

-Милана, что ты тут делаешь и кто этот мужчина? - по всей видимости, она уже начала смекать, что к чему. Не успела я и рта раскрыть, как Леха заявил: 

-Мы с Миланой встречаемся, она прекрасная женщина и восхитительная любовница. 

Я до того обалдела, что забыла и о маме, и о ситуации, просто уставилась на него с открытым ртом. Он не изменился в лице, словно происходящее не являлось чем-то из ряда вон выходящим и он не рушит сейчас мою жизнь, а, например, отвечает на вопрос, который час. Матушка и ее подруга тоже обалдели и рты открыли, правда, первая очень быстро пришла в себя, заморгав, покраснела и высказалась: 

-Да как вы смеете?.. - поймав мой взгляд, осеклась и обратилась ко мне. - Милана, это правда? 

Впервые в жизни я не нашлась, что сказать, боясь, что любое мое слово усугубит ситуацию. Впрочем, говорить ничего и не надо было, мама поняла, что никакой это не розыгрыш, и начала хватать ртом воздух, подбирая слова.

-Ты немедленно пойдешь со мной, - она схватила меня за локоть, а Леха аккуратно придержал за второй, что вызвало во мне волну очередного ужаса. Я уставилась на него, а этот мерзавец самым учтивым голосом заметил: 

-Зачем так реагировать, в конце концов, мы встречаемся не первый месяц.

Я еще больше застыла, пытаясь понять, почему он так со мной поступает. Матушка тем временем, не выдержав и позабыв, видимо, о том, что она православная христианка, активно готовящаяся к переходу в Божье царство, самым натуральным образом залепила мне пощечину, добавив несколько ругательных слов. Я, в отличие от нее, вспомнила православные устои, потому со смирением подставила вторую щеку. Это, кажется, только усугубило ситуацию. Матушка вырвала меня из рук Лехи, который, впрочем, несильно противился и, как мне показалось, даже подпихнул в ее сторону. Вскоре я была дома, запертая в комнате. Сидела там до вечера - матери нужно было время, чтобы как-то оценить произошедшее, а также подумать о мерах по этому поводу. Я же только зубами скрежетала, лежа на кровати. По большей части скрежет относился к поведению Лехи. Человек он умный, в чем я успела убедиться, видел, что происходит, и вместо того, чтобы мне подыграть и спасти ситуацию, все испортил. Так и так выходило, что сделал он это специально, и я силилась понять причину, ведь у нас все было как ни на есть хорошо в эти месяцы. В конце концов, ничего толкового не придумав, я пришла к выводу, что надоела ему, и он решил избавиться от меня, воспользовавшись подвернувшейся ситуацией.

-Вот поганец, - шипела я, прохаживаясь по комнате.

 К ночи стало только хуже: матушка ответственно заявила, что в сложившейся ситуации она не видит другого выхода, как отправить меня к тетке под Смоленск. Я ужаснулась: тетка была еще более набожной, чем мать, к тому же жила и работала при женском монастыре. Очевидно, матушка решила, что мирская жизнь мне не по плечу, и спасение я могу обрести, только навсегда укрывшись за монастырскими стенами. Протестовать с ходу я не стала, наоборот, смиренно приняла ее решение, в тайне надеясь, что пройдет неделька, мать отойдет и смягчит наказание. Однако прошло десять дней, а лучше не стало: с теткой было все оговорено, билеты на автобус куплены, а я, все так же сидя под домашним арестом, должна была собирать вещи, чтобы через два дня отбыть в заточение. По счастью (ну это так мама говорила), никто о моем позоре не прознал, а подруга оказалась женщиной понимающей и все сохранила в тайне, так что еще был шанс не запятнать имя нашей благочестивой семьи, главное, поскорее от меня избавиться. Папа, как ни странно, принял, насколько это было возможно при его характере, мою сторону, постоянно пытаясь доказать матушке, что оступиться может каждый и что спасать меня надо не гнетом, а любовью, как и начертано в известной книге. Но матушка забыла обо всех книгах, потому что вела себя крайне уверенно и переубедить ее не было никакой возможности. Стало очевидно, что жизни моей конец: все мечты и цели так и останутся нереализованными. И ладно бы я не знала, как это вообще - жить иначе, но нет, теперь, когда я вкусила этого плода, мне придется умирать за высокими стенами, всю жизнь мучительно вспоминая краткий миг счастья. Связаться с Лехой не было возможности, все телефоны были изъяты, а слежка за мной велась не хуже, чем за иностранным шпионом. В общем, в последнюю ночь я поняла, что не смогу, не смогу смириться с такой несправедливостью. Вся натура взыграла во мне, и голос внутри начал нашептывать, набирая силу, о том, что никто не вправе распоряжаться чужой жизнью, что я взрослый человек, сама себе хозяйка, что я смогу выжить, и плевать на то, кто что обо мне подумает. Да если родная мать готова похоронить дочь заживо в монастыре против ее воли, на что она вообще нужна? Дошла я до самых ужасных мыслей, а когда вскочила из постели, часы показывали полночь.