Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни - Норман Оллестад

Ветер стих, и я вновь склонился над отцом.

– Папочка! – позвал я, положив ладонь ему на спину.

Но он лежал, сложившись вдвое, как поломанный стол.

Этот человек научил меня седлать большие волны, выудил из ямы-ловушки под деревом и вытянул из удушающего целинного снега. Теперь мой черед спасать его.

Я глубже ввернул носки кед в отверстия в снегу. Закрепился. Потом подложил ладони отцу под плечи и подтолкнул. Он не двинулся с места, а я был придавлен его тяжестью, словно соломинка, которой попытались подпереть огромный камень. Тогда я встал над ним и попробовал приподнять. Слишком тяжелый… вот если бы я был побольше и посильнее…

Почему я такой маленький? Ну и дохляк же ты, Норман!

Я смотрел на отца сверху вниз. У меня дрожали руки, а к сердцу подступала боль. Я наклонился к нему, крепко прижал к себе и поцеловал – его кудрявые волосы пощекотали мне нос.

– Я спасу тебя! Не волнуйся, папа!

«Он еще теплый», – сказал я себе, и сжал его сильнее.

…поднимался к Топанга-Бич. На заднем сиденье дребезжал тяжелый серый чемодан.

Мы быстро пересекли Пасифик-Кост, свернули к каньону и съехали на грунтовую дорожку к домику отца. Внезапно на нас вылетел мотоциклист, поднимая вокруг себя клубы пыли. Мама ударила по тормозам. Мотоцикл вильнул в сторону, и я заметил развивающиеся волосы Сандры. Она держала парня за талию.

Мы с Сандрой на мгновение встретились глазами. Она бросила на меня злобный взгляд и поджала губы.

– Послушай, я не хочу туда ехать! – воззвал мой внутренний голос. – Поезжай ты! Ты!

Через мгновение Сандра скрылась в облаке пыли.

– О господи! – воскликнула мама. – Они же чуть не врезались в нас!

– Куда это она? – спросил я.

– Понятия не имею, – ответила мама.

С Сандрой всегда было так – сплошные загадки. В один прекрасный день они с отцом вместе заявились к Бобу Берроу, и все сочли, что это папина новая подруга. Ларри по прозвищу Пивная Банка называл ее «вздорной милашкой» и «смуглой шотландкой». Под солнечными лучами ее лицо приобретало темно-карамельный оттенок – нетронутыми оставались только розовые губы, казавшиеся очень пухлыми на фоне тонких черт. А когда Сандра загорала как следует, ее широко посаженные, шоколадного оттенка глаза буквально сливались с лицом.

Бэрроу утверждал, что она родилась в бедном квартале в Шотландии – еще беднее, чем тот, в котором выросли они с отцом. После ссор Сандра всегда приходила обратно, как побитая собачка. Однажды, когда они были в размолвке, она в отчаянии пришла к нему в офис за деньгами, и отец дал. Он даже что-то там подписал, чтобы она могла продлить свою визу. Казалось, он жалел ее и постоянно хотел защитить. Но Сандра все равно бесилась от того, что я оставался для него на первом месте. Всякий раз, когда отец отвозил меня на тренировку по хоккею или брал в горы кататься на лыжах, она яростно сверкала глазами.

* * *

Когда мы забрались в грузовичок-пикап, сиденья уже были липкими от жары. Отец засунул свою гитару в чехле за спинку сиденья и настроился на радиостанцию, передающую кантри: как раз звучал его любимый Вилли Нельсон. На закате мы подъехали к границе Тихуаны. К нам подошел толстяк в форме и шляпе. Он сделал круг вокруг кузова, разглядывая накрытую брезентом стиральную машинку и наши доски для серфинга – из кузова торчали их изогнутые бока.

– Buenas noches[12], – сказал отец.

Мужчина кивнул и что-то потребовал на испанском. Отец порылся в бардачке и протянул ему чек из магазина «Сирс». Человек долго изучал его, а затем назвал какую-то цифру – я понял это, потому что немного нахватался испанского, когда гостил у бабушки с дедушкой прошлым летом.

Отец недовольно хмыкнул и назвал другую цифру.

Мужчина улыбнулся, сверкнув золотыми зубами. Прежде чем он успел еще что-то сказать, папа протянул ему несколько песо. Тот пересчитал. После этого отец включил первую передачу, и грузовичок покатился вперед. Оглянувшись по сторонам, толстяк сунул деньги в карман. Отец нажал на газ.

– Почему ты должен ему платить?

– Они называют это налогом. Но на самом деле это взятка.

– А разве это не против закона?

– Ясное дело, но он и есть закон.

– Он полицейский?

– В общем, да.

– А если полицейские нарушат закон, кто же будет их арестовывать?

– Не знаю. Хороший вопрос, Оллестад.

Отец дал мне немного помучиться над этими парадоксами. А потом заговорил.

– Жители бедных стран, вроде Мексики, пытаются любыми способами достать деньги. Для этого они даже приезжают в богатые страны – такие как Америка. Это неправильно. Но иногда, как вот сейчас с тем парнем, мы им подыгрываем, поскольку понимаем их обстоятельства.

Отец взглянул на меня, изучая мою реакцию. За окнами было темно. Вдалеке виднелось несколько одиноких огоньков.

– Значит, он лжец, так? – спросил я.

– Тот пограничник?

– Ну да…

– О-хо-хо! Получается, так.

Мне захотелось признаться, что я тоже солгал – про скейт и про то, где поцарапался. Я прижался лбом к окошку, чувствуя на себе взгляд отца. Я думал о Никсоне, о его отвисших щеках и сутулых плечах, а еще о золотых зубах полицейского и о том, как он ночь напролет сидит в своей будке, собирает с людей деньги и засовывает их в карман.

– Ты там не особо налегай на стекло, Оллестад, – проговорил отец.

– Извини.

– Хочешь положить голову мне на колени?

– Ага.

Я развернулся к отцу, улегся щекой на его бедро и подтянул согнутые колени, чтобы ступни упирались в дверцу.

* * *

Из окошка грузовичка мне на голову лился солнечный свет. Я приподнялся и вытер лоб футболкой.

– Buenos dias![13] – сказал отец.

Я заметил, что под глазами у него залегли складки – оливково-желтые, они резко выделялись на гладком, медово-коричневом лице. Никогда прежде я не видел его таким старым и уставшим. Он пил кофе из пластиковой чашки.

– Где мы? – спросил я.

– Только выезжаем из Энсенады…

Спросонья у меня все расплывалось перед глазами. Солнце подсвечивало заросли полыни на склонах, придавая им тускло-зеленый оттенок. Все это напомнило мне Малибу. На западе, за голыми береговыми утесами, насколько хватало глаз, простирался Тихий океан, и в утреннем свете вода его казалась персиковой.