Собибор. Восстание в лагере смерти - Иван Беркутов

– Послушай, ты плохо придумал, – начал он объяснять парню. – Гляди: охранники не стоят рядом. И они сегодня вооружены не кнутами, а автоматами. Если вы убьете одного, остальные тут же поднимут стрельбу. На звуки выстрелов прибегут эсэсовцы и всех нас убьют. И потом, чем вы перережете проволоку? Как пройдете минное поле? К побегу нужно заранее готовиться. Надо подумать о своих товарищах. Допустим, кому-то из вас удастся бежать. А что будет с теми, кто работают в бараках? Их построят, и расстреляют каждого десятого, а может, каждого пятого. Видишь – у тебя плохой план. А при хорошей подготовке можно сделать больше. Запретить тебе сейчас бежать я не могу и мешать не буду. Но и помогать не стану.

Видимо, слова Печерского произвели впечатление на парня. Он отошел к своим друзьям, что-то им объяснил. В этот день никто не пытался бежать.

На следующий день Лео и Печерского снова повели рубить дрова для кухни. Горячего парня и его друзей уже не было, а охранников стало вдвое больше. Возможно, накануне кто-то слышал обрывки из разговора Александра с человеком, задумавшим побег.

Громкий стук топоров заглушал звуки, и Лео с Печерским могли было разговаривать.

– Нам нужен новый Моисей, который выведет нас из рабства, – заявил Лео. – Это ты!

– Сколько квитанций ты выдал на вокзале прибывшим людям? – парировал Печерский. – Скольким ты обещал, что все будет хорошо?

Мимо шел капо Берлинер. Этот здоровяк был, как ни странно, евреем. Но при этом он обожал фюрера и был предан идеям нацизма. Берлинер служил нацистам не за страх, а за совесть. Он уже выдал десятки заключенных, которые, на его взгляд, вели себя подозрительно. Он никогда не забывал прислушиваться и присматриваться к тому, что происходит вокруг. Вот и теперь он постарался услышать, о чем там Лео разговаривает с новичком в красноармейской гимнастерке. Однако, завидев его, Лео и Печерский сразу замолчали. И продолжили разговор, лишь когда Берлинер отошел подальше.

– Мы стараемся выжить, чтобы отомстить! – внушал товарищу Лео.

Однако Печерский покачал головой:

– Нет, вы стараетесь просто выжить. Выжить любой ценой. И в любой момент вы струсите и будете спасать себя.

– Людям это свойственно, Саша… – сказал Лео.

– Если быть евреем – значит дрожать и бояться, то да, я не еврей, – заключил Печерский. – Я солдат!

Тут он заметил, что снова надвинулась опасность, причем более грозная, чем капо Берлинер. К дровоколам незаметно подошел комендант Первого лагеря Френцель. Он помахивал плеткой и подгонял заключенных:

– Шнель! Шнель!

Сосед Печерского, высокий голландец, на мгновение отложил топор, чтобы протереть очки – и тут же над его головой свистнула плеть Френцеля, очки упали и разбились. Голландец схватил топор и начал вслепую, почти ничего не видя, колотить по чурбаку. Естественно, он не мог расколоть крепкое дерево, у него ничего не получалось. Тогда Френцель еще раз стегнул его плетью. Голландец застонал, но даже не оглянулся. А комендант, пьянея от наслаждения, от своей власти, продолжал наносить все новые удары.

Печерский, стоявший в пяти метрах от них, видел все происходящее. В какой-то момент, не в силах спокойно глядеть на это зрелище, он опустил топор. Френцель моментально это заметил и подозвал лейтенанта:

– Ком! Ком!

Печерский двинулся к эсэсовцу, не сводя с него глаз. А тот вдруг улыбнулся и произнес на ломаном русском языке:

– Русский солдат! Тебе не нравится, как я наказываю этого лентяя? Так вот, я даю тебе пять минут, чтобы ты расколол этот чурбак. – И он указал на особо суковатый, кряжистый пень. – Расколешь – дам пачку сигарет. Опоздаешь – получишь двадцать пять ударов плетью. Двадцать пять, понял?

Френцель снял с руки свои золотые часы и показал Печерскому.

– Фюнф минутен! – скомандовал он. – Алзо, ком! Начинай!

Печерский посмотрел на немца… Казалось, что сейчас он взмахнет топором и кинется на немца. Кинется, чтобы убить садиста на месте – или быть убитым самому.

Но Печерский сдержался. Ведь он был не один – на него надеялись, его ждали его товарищи. Тогда он отвел глаза от врага и взглянул на пень. Сразу было видно, какой он прочный, как переплетены, сплетены в узел его волокна. И Печерский переместил всю свою ненависть к немцам на этот пень. Теперь он стал его врагом! Несколько секунд лейтенант разглядывал кусок дерева, намечая места, куда ударить. А потом с яростью обрушил на пень первый удар! Еще удар! Еще! Дерево заскрипело – и треснуло, раскалываясь надвое. Однако лейтенант не остановился. Если это враг, то его нужно добить! И он бил, бил…

Тут его плеча коснулась чья-то рука в лайковой перчатке. Это был комендант. Печерский опустил топор, поднял голову. И увидел, что Френцель протягивает ему пачку сигарет.

– Четыре с половиной минуты, – сказал эсэсовец. – Получай.

Печерский протянул было руку, взглянул на сигареты… И сказал:

– Благодарю. Не курю.

Он отдернул руку, и пачка упала на траву. Немец мог счесть это оскорблением, мог избить Александра, а тот бы не сдержался… И тогда его поединок с пнем оказался бы напрасным. Лео кинулся вперед. Поднял пачку сигарет, услужливо протянул немцу. Тогда комендант сделал знак капо Берлинеру. Тот подскочил, подставил мешок, который держал в руках. Комендант достал из мешка полбуханки хлеба и кусок маргарина, протянул Печерскому:

– Русский солдат, бери!

И снова Александр покачал головой. Произнес, стараясь, чтобы в его голосе не было никакого вызова:

– Очень благодарен. Питания, которое я здесь получаю, мне вполне хватает.

Второй раз он отказывался! Нет, черт возьми, это все-таки был вызов! Усмешка сползла с лица эсэсовца. Он задумчиво взглянул на Печерского, спросил:

– Значит, не хочешь?

Что ответить? Согласиться, взять подачку он не мог.

– Благодарю, я сыт, – ответил Печерский.

Френцель сжал в ладони плетку. Теперь казалось, что он кинется на своего противника, начнет его избивать. Но вдруг вместо удара Френцель хлопнул Печерского по плечу:

– Ты молодец!

И ушел. Когда комендант скрылся за бараками, товарищи подбежали к Печерскому, стали его упрекать:

– Чего не взял? Покурили бы, поели… Ты сам бы поел, и нам бы досталось…

Ничего не отвечая на упреки, Печерский опять взялся за топор. И вдруг получил хорошую затрещину! Он повернулся, возмущенный, готовый дать сдачи – и встретился глазами с Лео. Железным тоном руководитель подпольной организации сказал:

– Ты нарушил конспирацию! Он тебя запомнил. Смири гордыню!

Возразить Александру было нечего – Лео был прав.

Этим вечером Печерский и Лео договорились снова встретиться у барака. Оставалась, правда, угроза со стороны «слишком осторожных» евреев, которые грозили донести на двух друзей. Однако Лео заявил, что придумал способ, как обмануть своих трусливых соплеменников. А какой способ – не сказал.