Моя подруга всегда против - Мил Миллингтон

– Ты ходил к риелторам?

– Ой! Как я мог позабыть!

Выдержав паузу и убедившись, что ее неподвижный ледяной взгляд и молчание не сменятся смехом и тычком в плечо со словами «ну и шуточки у тебя», я направился в гостиную.

– Все буклеты – на столе.

– Ясно. Ступай забери детей, а я выберу дома, в которых мы будем жить.

– Я думал, что одного вполне хватит, разве не так?

– Спасибо за комментарий, но решения теперь принимаю я.

На следующий день я вернулся на работу с новым зарядом энтузиазма, накопленным за короткую отлучку. С разочарованием отметив, что учебный центр не сгорел дотла в мое отсутствие, я попытался наверстать упущенное. Только я успел открыть почту («вам поступило 926 новых сообщений»), как вдруг зазвонил телефон. Звонили по местной линии.

– Здравствуйте, Пэл. Это Бернард. Не могли бы вы на минутку заглянуть в мой кабинет, и чем скорее, тем лучше?

– Сейчас буду.

Бернарда я застал в мрачном расположении духа. Нет ничего более душераздирающего, чем расстроенный усатый мужчина – словно мало ему проблем с усами. Впрочем, уныние и подавленность не покидали Бернарда никогда. Родился он в графстве Даун, и, хотя его североирландский акцент почти улетучился, «нет» он произносил на прежний манер, будто блеял – «не-е-ы-т». А в минуты стресса и вовсе вдруг начинал говорить как ребенок на постэмбриональном этапе. С акцентом или без оного, Бернард неизменно сохранял вид человека, по ошибке приговоренного к пожизненной марокканской каторге.

– Мне поступила жалоба.

– На кого? От кого?

– Об этом чуть позже. Заметьте, я вызвал вас, а не вашего непосредственного начальника. В обычной обстановке с вами бы говорил Терри Стивен Рассел. Но Терри Стивен Рассел ушел.

– Ушел? Вы хотите сказать, что он уволился из университета?

– Именно. Вчера утром он еще был здесь, а после обеденного перерыва его уже не было.

– Он не объяснил, куда уходит?

– Нет.

– А вы спрашивали?

– Я даже не видел его. Вернулся с обеда и нашел на дверях записку.

Бернард подал мне бумажку-самоклейку. На ней было написано: «Увольняюсь с этой самой минуты». Для TCP записка довольно многословна, подумал я.

– Я, конечно, зашел к нему в офис, – продолжал Бернард, – но его уже след простыл. В личном шкафчике пусто. Уэйн сказал, что перед уходом TCP наскоро попрощался с сотрудниками компьютерной группы и оставил каждому в подарок по степлеру.

– Ух ты.

– Разумеется, степлеры оказались собственностью учебного центра, пришлось вернуть их в шкаф для хранения канцелярских принадлежностей.

– Быстро вы среагировали.

– Видите ли, уход вашего начальника ставит нас в щекотливое положение. Я сегодня утром говорил с кадровиками насчет объявления о вакансии, но пока суд да дело, пройдет не меньше месяца. И это при самом оптимистичном раскладе. Если хоть один из трех комитетов, которые утверждают текст объявления, найдет к чему придраться, придется все начинать сначала.

– Разумеется.

– Поэтому хочу вас спросить, не могли бы вы замещать TCP и выполнять его работу, пока мы не найдем человека на его место? Сами понимаете – платить его зарплату мы вам не можем, но вы бы нас сильно выручили, да и полезный опыт приобретете.

Я смутно представлял себе, в чем именно состояла работа TCP, но, если на то пошло, он и сам этого не знал, что его ничуть не смущало. Было бы глупо отказываться от повышения по службе, пусть даже на время и без оплаты.

– А как быть с моей нынешней работой? Ее кто будет делать?

– Переводить кого-нибудь на вашу должность всего на пару недель было бы неразумно. А что, если вы и ее сохраните? Обе должности требуют тесного взаимодействия, в определенном смысле вам же будет легче – в плане обмена информацией.

Бернард явно все обдумал заранее.

– А-а. Ну хорошо.

– Прекрасно. Поздравляю, вы – новый МУКГЗПОиО учебного центра.

Еще ни один человек не придумал легкий способ выговаривать сокращение «менеджер по управлению компьютерной группой, закупкам программного обеспечения и обучению» (название полтора дня рожали администраторы двух отделов), поэтому все произносили его по складам: «МУ-КЭ – ГЭ-ЗЭ-ПО-И-О». Через некоторое время человек привыкал и без труда выплевывал «мукзэпой». Главное, все прекрасно понимали, что имеется в виду. Назови они должность «менеджером по информационным технологиям», и люди из других отделов могли бы подумать бог знает что, а так всем было ясно, что за зверь «мукзэпой».

Бернард пожал мне руку.

– Жаль вас огорчать, но вашим первым заданием на посту мукзэпоя должен был стать серьезный разговор с диспетчером компьютерной группы. Но так как вы и есть диспетчер, я, пожалуй, вас подменю. Я уже говорил, что мы получили жалобу.

– Помню, продолжайте.

– Вчера Карен Роубон проводила демонстрационное занятие на факультете гуманитарных наук. Она утверждает, что договорилась с вами о доставке необходимых пособий, но, когда она явилась на место… их там не оказалось. Ей не только пришлось просить группу информационной поддержки оказывать ей поддержку, что, разумеется, не входит в обязанности группы – их менеджер прислал мне краткое напоминание, – но она также не смогла на месте показать студентам скульптуры Пьера, потому что никто не согласился их переносить. Студентам пришлось самим спускаться вниз в студию Пьера. Карен была очень и очень недовольна. Хорошо, я знаю, что вы вчера болели, но вам следовало найти себе замену. Перепроверять и подстраховываться положено всем, не так ли? Вот черт, совсем забыл!

– Я не забыл, – с обиженной миной ответил я. – Я договорился с TCP, что он все организует.

– А-а, вот как. Значит, это он запамятовал или, торопясь уйти, попросту наплевал.

– Мне страшно неловко. – Я сокрушенно покачал головой. – Вам следовало вызвать меня, я бы приехал и во всем разобрался. Несмотря на приступы тошноты с мигренью, я бы мог пару часов походить в сварщицких очках – они хорошо приглушают свет и предохраняют лицо от ушибов, когда человек теряет ориентацию и равновесие.

– Не-е-ыт, конечно, вы не виноваты. Откуда вам было знать, что TCP тоже не выйдет на работу. Просто так получилось.

– И все-таки у меня на душе кошки скребут. Бедняжка Карен.

– «Жаль, что я не знал об этом в восемнадцать лет!» О чем «об этом», а? – спросил я.

– О том, что нельзя питать надежды, – ответил Ру, насыпая табак в папиросную бумагу.

Трейси наблюдала через стол, как я усаживаюсь.