Касторп - Павел Хюлле

— Видите, в Берлине все было иначе.

Касторп только кивнул, не рискнув подхватить тему, поскольку в голосе вдовы прозвучала такая нескрываемая тоска по прошлому, воплощенная в одном волшебном слове «Берлин», что следовало ожидать долгого рассказа о чудесной жизни в столице бок о бок с обер-лейтенантом. Однако ничего подобного не произошло. Проглотив очередной кусок и отпив глоток воды, госпожа Хильдегарда Вибе сообщила:

— Разумеется, господин Касторп, за небольшую доплату вы можете у нас столоваться. Похоже, еда вам нравится, раз вы взяли добавку жаркого.

— Я ведь писал, — невозмутимо ответил молодой человек, — что не знаю, позволит ли мне у вас обедать расписание. Если перерывы между лекциями будут слишком короткими, мне не хватит времени доехать сюда из политехникума и вернуться, не опоздав на занятия. Позвольте отложить решение до завтра. Что же касается платы за сегодняшний обед, то я заплачу немедленно. И за добавку, конечно, тоже: жаркое вправду отменное.

— Вот сейчас я вижу, что вы и в самом деле из купеческой семьи, — по лицу госпожи Вибе пробежала улыбка, больше похожая на гримасу. — Но зачем спешить? Я не только деньги имела в виду.

— Вероятно, я не совсем правильно вас понял, — хмыкнул Касторп. — Относительно ванной, во всяком случае, я уже решил. Мне бы хотелось пользоваться ею каждый день, скажите только, сколько это получится в месяц.

Госпожа Вибе явно ждала, когда прислуга соберет грязную посуду и покинет столовую. Как только та вышла, она перегнулась через стол к собеседнику и прошептала:

— Я нуждаюсь в обществе. Вам следует знать, что я опасаюсь этой девушки. И чем дальше, тем больше.

— Так почему же, — громко ответил Ганс Касторп, — вы ее не уволите и не поищете другую?

— Ради бога, — госпожа Вибе выглядела не на шутку испуганной, — тише, пожалуйста! Вы даже представить себе не можете, что бы случилось, если бы она это услышала.

Молодой человек кивнул и, откладывая салфетку, сказал:

— Большое спасибо, госпожа Вибе, но мне уже пора. Скоро четыре, и у меня остается только час, чтобы уладить формальности.

— Так вы еще не были в политехникуме? — удивилась вдова. — Сейчас мы подадим кофе с пирожными!

— Я прогуливался без цели — ведь все необходимые документы лежали здесь, в моем чемодане. Куда мне было деваться, если ваша прислуга утверждала, что ни о чем понятия не имеет? Простите, но я уже опаздываю.

С этими словами Ганс Касторп отвесил хозяйке поклон и быстро вышел из столовой, едва не столкнувшись в дверях с кухаркой. В этот краткий миг между ними будто проскочила электрическая искра. Касторпа неприятно поразил даже не запах, исходящий от волос и передника девушки — странное сочетание кипяченого молока, корицы, мучной заправки и обыкновенного пота, — а ее взгляд, которым она прямо-таки хлестнула его по щеке. Когда через несколько минут он уже стоял на трамвайной остановке, раздражение нимало не улеглось, напротив — Касторпу казалось, что оно вот-вот достигнет апогея и закончится все это длительной мигренью, чего сейчас ни в коем случае нельзя было допустить. «У меня нет никаких порошков, — лихорадочно думал он, — надо зайти в аптеку; ох, что за люди, откуда такие берутся, поживу тут месяц и за это время подыщу квартиру получше, обязательно нужно заняться поисками».

Решив так и несколько приободрившись, он сел в трамвай, однако, взглянув на кондуктора, едва не застонал от отчаяния, ибо это был тот самый гнусный тип, который утром так безобразно с ним обошелся. «Какого черта! — подумал Касторп. — Видно, понятия „вторая смена“ здесь не существует; интересно, неужели вагоновожатые тоже ездят по этому городу с раннего утра до поздней ночи? Очень разумно, ничего не скажешь», после чего произнес требовательно:

— Один до политехникума!

Кондуктор весьма любезно улыбнулся и протянул пассажиру продырявленный билет, а затем и сдачу. Поскольку Касторп вручил ему просчитанную до пфеннига сумму, вероятно, произошла ошибка, которую следовало незамедлительно исправить.

— Я не имею права на льготный проезд, — поспешил объяснить он. — Если быть точным, студентом я буду считаться начиная с завтрашнего дня, то есть со дня зачисления!

— Да ну их, эти формальности, — ответил кондуктор. — Езжайте спокойно и не морочьте себе голову!

Как и в прошлый раз, несколько пассажиров уставились на Касторпа. Дабы избежать дальнейших осложнений, он сдался и сел на свободное место, нисколько не успокоившись: во всем, что с ним происходило с утра — включая и этот инцидент, — было что-то глубоко неправильное, какое-то странное нарушение привычного ритма, что особенно тревожило, так как касалось вещей не очень существенных. Наверно, не стоит добавлять, что до сих пор нашего героя воспитывали — и он это крепко-накрепко усвоил — в убеждении, что должный подход к жизни вырабатывается из правильного отношения к мелочам. Трамвай уже давно миновал рыночную площадь с часовой башней и начало улицы, над крышами которой возвышался костел, выстроенный в претенциозном неоготическом стиле. Касторп, однако, не обращал на такие детали внимания. Ко всем докучливым событиям, которые в тот день, будто черные бусинки, нанизывались на невидимую нить времени, добавилось еще одно. Только сейчас, рассеянно глядя на проплывающие за окном трамвая дома, Касторп понял суть некоего наблюдения, сделанного им в столовой госпожи Вибе. За обедом он несколько раз мельком поглядел на портрет обер-лейтенанта. Мундир с галунами, головной убор с изображением черепа, аксельбанты и эполеты, видно, до такой степени истощили фантазию художника, что лицо на портрете получилось совершенно невыразительным. Лишенное индивидуальности, практически незапоминающееся, оно, казалось, просто заполняло пустой овал среди ярких гусарских аксессуаров. Однако во взгляде обер-лейтенанта Вибе крылось что-то, обеспокоившее Касторпа. Быть может, просто свет неудачно падал на холст, но сейчас, в разогнавшемся трамвае, который на круто спускающейся вниз улице развил максимальную скорость, Касторп почувствовал неприятную дрожь, осознав, что лицо обер-лейтенанта Вибе — по крайней мере какой-то своей частью — поразительно схоже с лицом мерзкого типа, заговорившего с ним возле казарм. Как сказал этот рыжий? «Не для барчуков служба». Он попытался вспомнить хриплый, противный и одновременно насмешливый голос. И чем дольше думал, тем больше убеждался, что между рыжим и обер-лейтенантом Вибе существует какая-то связь или, кто знает, возможно, они состоят в близком родстве. С другой стороны, стоит ли удивляться, что у покойного обер-лейтенанта есть в городе двоюродный или даже родной брат, да и какое это может иметь значение? Касторп не верил в приметы, предсказания, ворожбу, и его рациональный ум загодя исключал метафизический характер любых — пускай и необычных — событий. Так чего ради забивать себе этим голову? За секунду до того, как сойти с трамвая, он подвел итог, сводившийся к следующему: незачем углубляться в эту историю, надо просто принять как очевидное, что возле казарменного учебного плаца он повстречался с родственником обер-лейтенанта Вибе.

Было уже без четверти пять — надлежало поторопиться. Улица, ведущая к главному зданию политехникума, расположенному на невысоком холме, в будущем обещала стать красивой тенистой аллеей. Пока же виден был лишь ее замысел, словно бы составленный из маленьких деревьев скелет, левым боком прилегающий к кладбищу, а правым — к выстроившимся в ряд двухэтажным кирпичным домикам. От внимания Касторпа — хотя он теперь шел очень быстро — не ускользнула эта симметрия. И кладбище, и домики были новехонькие, то есть можно было сказать, что жилища по обеим сторонам аллеи Госслера ждут новых обитателей; это сравнение позабавило Касторпа, и настроение у него улучшилось. Слегка запыхавшийся, он без пяти минут пять вошел в канцелярию факультета кораблестроения и положил на стол чиновнику полный комплект необходимых документов — кроме тех, разумеется, которые были заранее высланы по почте. Все происходило в почти полной тишине: долговязый канцелярист с усохшей физиономией выразительно посмотрел на стенные часы, после чего отыскал в списке первокурсников фамилию Касторпа. Проверка заняла у него не больше пяти минут.