Людовик XIII - Екатерина Глаголева

При этом, как сообщает поэт Малерб в частном письме, юный король как-то сказал, что хотел бы войти в историю под именем Людовик Справедливый, а не Людовик Заика. Однажды Люинь сообщил ему, что продавец голубей отказывается уступить в цене, и предложил послать полицию, чтобы отобрать птиц силой. Прочие свитские, присутствовавшие при этой сцене, были с ним согласны, говоря королю, что «здесь всё его»; однако Людовик велел позвать торговца, спросил, сколько он хочет за своих голубей, и заплатил сполна.

«Наблюдатели, знающие натуру и нрав короля, утверждают, что года через четыре или пять королева будет над ним совершенно не властна, и вот почему: король пылок, запальчив, своеволен, вполне возможно, что, подталкиваемый принцами или иными, оказавшимися в его окружении и неугодными королеве, он захочет править самостоятельно», — писал в очередной депеше флорентийский посланник Бартолини 26 октября 1612 года. Такая проницательность делает ему честь, тем более что ни Мария Медичи, ни супруги Кончини тогда так не считали.

В феврале 1613 года королева-регентша впервые пригласила сына на заседание правительства (правда, в узком составе), благодаря чему он пропустил занятия. Впрочем, король использовал любой предлог, чтобы увильнуть от урока. Год спустя скончался Лефевр. Его преемником стал господин де Флеранс — священник, ранее учивший короля катехизису, а теперь взявшийся и за прочие науки, включая математику и геометрию, которые Людовик любил не больше, чем латынь. Он тосковал на нескончаемых уроках и однажды прямо спросил наставника: «Если я дам вам епископство, вы сократите уроки?» — «Нет, сир», — ответил тот, опасаясь подвоха. Уроки закончились к началу 1615 года — королю стало не до них: он усмирял мятежников и собирался жениться.

Судьба распорядилась так, что всего за несколько дней до рождения дофина, 22 сентября 1601 года, в Мадриде появилась на свет инфанта Анна Мария Маурисия. Это обстоятельство постоянно служило поводом для шуток: Людовика подначивали, что у него есть невеста. Тон задал Генрих IV, заявив в марте 1605 года трехлетнему сыну: «Я хочу, чтобы вы сделали инфанте ребеночка, такого же маленького дофина, как вы!» Мальчик перепугался: «Нет-нет, папа, нет, пожалуйста!» В мае 1607-го его спросили: «Кого бы вы хотели иметь своим шурином — испанского принца или принца Уэльского?» «Принца Уэльского», — ответил малыш. Тогда принцесса Оранская пожелала узнать, женится ли он на инфанте. «Не нужна она мне. — Сударь, подумайте, она сделает вас королем Испании. — Нет, не хочу быть испанцем». Но капля камень точит: в январе 1610 года придворный поэт Малерб писал своему другу Переску, что видел в большом кабинете королевы портрет доньи Анны Маурисии Австрийской и что дофин, показывая его своим маленьким товарищам, говорит: «Вот моя жена!» Когда господин де Сувре возразил, что испанцы, может быть, не пожелают отдать инфанту ему в жены, в Людовике взыграла гордость: «Тогда придется пойти и забрать ее!»

«Карусель» на Королевской площади в Париже в апреле 1612 года. Гравюра Я. Зярнко. 1612 г.

С начала 1611 года Мария Медичи вела переговоры о заключении двойного франко-испанского брака: Людовика с инфантой и Елизаветы с принцем Астурийским. Предварительный договор был подписан в конце апреля, а 29 января 1612 года о предстоящем двойном бракосочетании было официально объявлено в Париже и Мадриде. Это был резкий поворот во внешней политике — ранее Генрих IV собирался идти войной на Габсбургов и обещал руку старшей дочери принцу Виктору Амедею Савойскому.

Теоретически являясь королем, Людовик становился пешкой в политической игре — по крайней мере, в представлении его матери и министров. Он же, как обычно, относился к столь важным вещам со всей серьезностью, которая лишь забавляла взрослых. «Сын, я хочу вас женить. Согласны ли вы?» — удосужилась спросить Мария Медичи. «Согласен, сударыня. — Но вы не знаете, как делать детей. — Извините! — Откуда же вы знаете? — Господин де Сувре меня научил».

Любую неловкость можно сгладить пышными торжествами. Помолвку царственных детей праздновали три дня «каруселями» на совсем недавно построенной Королевской площади (ныне площадь Вогезов) — детище Генриха IV и Сюлли. «Карусель» — нечто среднее между рыцарским турниром и театрализованным представлением. Вельможи разбивались на две «команды», бросавшие друг другу вызов. «Рыцари Славы» — Гиз, Бассомпьер, Ла Шатеньре, Жуанвиль и Невер — опубликовали 13 марта «картель», в котором запрещали входить в Замок Счастья, выстроенный на Королевской площади, любому, не заслуживающему славы, и назначали дату «карусели»: 25 марта. Однако тут некстати скончался герцог Мантуанский, из-за траура празднества пришлось перенести на 5 апреля, но многочисленные ремесленники были только рады, поскольку успели подготовиться.

Вдоль западной стороны Королевской площади соорудили трибуны с ложами для судей, короля, королевы-регентши и посла Испании. В юго-западном углу располагалась ложа Маргариты Наваррской. (По замыслу строителей, она должна была перемещаться, чтобы ее хозяйка не пропустила ни одного зрелища, однако впоследствии это оказалось невозможным — такая плотная собралась толпа.) На северной стороне площади высились башни Замка Счастья, для украшения которого использовали аллегорические изображения добродетелей и брачного союза.

Пятого апреля рыцари Славы въехали на площадь через северные ворота и продефилировали мимо трибун, повторив свой вызов. Он был принят: через южные ворота вслед за колесницей Фаэтона торжественно въехали рыцари Солнца — в общей сложности десять отрядов, соперничающих друг с другом в красоте колесниц, нарядов и лошадей. Антуан де Плювинель поставил «конный балет» для отряда рыцарей Лилии. Состязания разделили на два дня. Сначала рыцари сбивали копьем манекен. Судьями выступали коннетабль, четыре маршала Франции, принцы и герцоги. Этот этап завершился с наступлением сумерек и плавно перешел в иллюминацию и фейерверк. На следующий вечер рыцари должны были на всём скаку снимать копьем кольцо, висевшее на столбе. Но до наступления темноты всем времени не хватило, и победителя определить не удалось. Замок Счастья запылал огнем иллюминации под звуки труб и барабанов, над башнями загорелись вензеля Людовика XIII и Марии Медичи. Малерб написал стихи во славу регентши, которые пели девицы, изображавшие сивилл. Париж сиял огнями. Всё действо закончилось фейерверком и артиллерийским салютом.

Сразу после праздника король, не пропустивший ни одного зрелища, заболел ветрянкой. Вынужденно сидя дома, он под руководством портного Аршамбо шил костюмы для своей обезьянки Робера, ранее принадлежавшей его отцу. Когда Сувре сказал: «Вот вы скоро и женитесь», — Людовик оборвал его: «Не будем об этом говорить». Подписание брачных договоров состоялось в августе. Ни от кого не укрылось, что в разговоре с испанским послом герцогом Пастраной Людовик XIII «позабыл» произнести в конце заготовленной речи: «И буду пользоваться его (то есть испанского короля. — Е. Г.) добрыми советами».

«Добрый французский народ» тоже не сумел быстро приспособиться к резкой смене политического курса. В Людовике видели продолжателя дела его отца, благодаря чему он был невероятно популярен. 21 сентября 1612 года произошел показательный эпизод. Мария Медичи велела арестовать солдата из королевской стражи, замешанного в деле об изготовлении фальшивых денег. Спасаясь от погони, тот вскочил в лодку и улизнул. Его фамилия была Леруа (буквально — «король»); городские сплетники извратили всю историю, и по Парижу пронесся слух, что король убит. Схватились за оружие, закрыли городские ворота, стали кричать, что убийца — испанец, к особняку Пастраны (тот, кстати, уже уехал на родину) двинулась бушующая толпа. К счастью, в этот момент король, живехонький, возвращался с охоты. Увидев, что он невредим, подданные успокоились и разошлись. Но ложная весть донеслась и до Лувра, и Мария Медичи не находила себе места, пока не услышала, что старший сын въехал во двор и кричит, чтобы ему подавали обед. Тем не менее на следующий день в соборе Парижской Богоматери отслужили благодарственный молебен.