Совокупность лжи - Дэвид Игнатиус

Шум, услышанный Феррисом, был грохотом винтов ударного вертолета, взлетевшего из Балада сразу же, как дежурный принял его сообщение. «Апач» в мгновение ока разнес желтый «шевроле», а затем и второй автомобиль преследователей. По сторонам шоссе приземлились еще два вертолета, создав зону охранения. Они вытащили Ферриса из машины, положили на носилки, а потом хотели сделать то же самое с Бассамом, но увидели, что тот уже мертв, и положили его в пластиковый мешок. Спустя несколько минут Ферриса доставили в Балад, в охраняемую зону, за границу, отделяющую жизнь от смерти. Его сразу же отнесли в палату интенсивной терапии полевого госпиталя, и врачи принялись за дело, стараясь спасти не только его жизнь, но и раненую ногу.

Когда Феррис очнулся, первым телефонным звонком, на который он ответил, был звонок от Хофмана. Хофман сказал в точности то же самое, о чем подумал Феррис перед тем, как потерять сознание. «Ты сделал это». Это звучало как эпилог, но, по сути, явилось лишь прологом случившейся с ними истории.

Вашингтон

Феррису повезло. Его ногу собрали по частям, его вывезли из Ирака и поместили в отдельную палату в Центральном военном госпитале имени Уолтера Рида. Большинство солдат, лежавшие с ним в одной палате полевого госпиталя, не были столь удачливы. Они оставались без руки, ноги, части лица или черепа. И такое везение заставляло Ферриса чувствовать себя неловко. Его вывезли из Ирака на грузовом С-130 вместе с останками погибшего солдата, рядового Моралеса, как сказал ему кто-то. Солдат погиб от прямого попадания минометной мины на передовой базе к югу от Багдада. Коробка, в которой лежало то, что от него осталось, не являлась гробом в прямом смысле этого слова. Просто металлический ящик, правда обернутый американским флагом. Контейнер погрузили на борт в Кувейте, совершив при этом скромный ритуал, который кто-то назвал патриотическим, но после отдания чести останкам погибшего солдата почетный караул схватил ящик и запихнул его в самолет, словно контейнер с мясом в рефрижератор. Солдаты быстро выбрались наружу, и грузовик уехал.

Директор ЦРУ лично посетил Ферриса, уже после того, как его самолетом доставили в госпиталь. Он выглядел изящным и застенчивым, словно венецианский дож. Вместе с ним пришел и Эд Хофман, с его большим пузом, короткой солдатской стрижкой и твердой походкой, как у футбольного тренера пятидесятых годов. Феррис все еще сидел на мощных обезболивающих и проснулся лишь тогда, когда директор взял его за руку.

— Как ты, сынок? — спросил директор.

Феррис застонал, и директор крепче сжал его руку:

— Мы тобой гордимся. Слышишь меня?

Ответа не последовало, и директор продолжил говорить:

— Я тебе кое-что принес. Это медаль за отвагу на поле боя. Ее дают не часто. Ценная.

Феррис почувствовал, как ему на грудь положили что-то тяжелое. Он попытался сказать «спасибо», но лишь с трудом кивнул. Директор снова заговорил. Он завел речь о незримых воинах. Феррис пытался что-то ответить, но директор сказал, что ему, судя по всему, надо уходить, чтобы дать больному отдохнуть.

— Отдохни немного, старина, — весело сказал напоследок директор.

— Спасибо, — наконец-то смог ответить Феррис и закрыл глаза. Прежде чем провалиться в сон, одурманенный лекарствами Феррис увидел перед собой лица двух погибших. Двух агентов, оставшихся в Ираке.

Хофман навестил его спустя пару дней. Феррис поправлялся, дозы обезболивающих пошли на спад, так что нога болела сильнее, но в мозгах просветлело.

— Хорошо поработал, — сказал начальник ближневосточного отдела. — Твой отец мог бы гордиться тобой.

Феррис повернулся так, чтобы лучше видеть Хофмана.

— Мой папа ненавидел ЦРУ, — ответил он.

— Знаю. Именно поэтому он гордился бы тобой. Ты отчасти вернул нам былое величие.

Это было правдой. Том Феррис работал в научно-техническом отделе Управления, создав несколько поколений систем связи для спутников-шпионов, и каждая минута этой работы была наполнена отвращением. После того как Стэн Тернер устроил чистку в конце семидесятых и его уволили, он работал в вашингтонском офисе аэрокосмической фирмы, но начал сильно выпивать и устраивать матери Ферриса ночные скандалы. Феррис понимал, что отец считает себя неудачником, талантливым инженером, потратившим свою жизнь на борьбу с бюрократами Управления, прикрывающимися требованиями секретности. Когда он был пьян, он начинал говорить сам с собой об этом. «Посредственности». «Лживые твари». Его речь была неразборчива. Когда он узнал, что его единственный сын встал на сторону врага, с ним случился сердечный приступ. Возможно, отец Ферриса порадовался бы, узнав, что его мальчик получил медаль из рук людей, мучивших его всю жизнь. Неизвестно.

— Я хочу вернуться в Ирак, — сказал Феррис.

— Без вариантов, — тут же ответил Хофман. — Не обсуждается. Ты прокололся. Плохие парни знают тебя, так что забудь об этом.

— Тогда я ухожу. Пошлите меня обратно, или я начинаю искать другую работу.

— Не веди себя как задница, Роджер, и не пытайся мне угрожать. Это не сработает. В любом случае, у меня есть для тебя другое предложение. Не хотел бы ты сделать для меня нечто, так скажем, необычное?

— На штабной работе? Никогда. Если вы попытаетесь меня заставить, то я не просто уволюсь, я дезертирую.

— Если быть точным, это не совсем штабная работа. Она даже не входит в официальный план работы. Как я уже сказал, она необычная. Обещаю, она тебе понравится. Она просто создана для таких приключенцев, как ты.

— И что же это?

— Не могу рассказать, пока не согласишься.

— Тогда забудьте об этом. Я хочу вернуться в Ирак. Как я уже сказал, либо это, либо ничего.

— Прекрати. Будь взрослее. Я же сказал тебе, возвращение в Ирак невозможно. Ты ошибаешься, отказываясь от моего предложения, но это твоя проблема. Если ты настаиваешь на том, чтобы вернуться к оперативной работе, я готов предложить тебе ближайшее к Багдаду место, Амман. На самом деле это лучше, поскольку там ты сможешь проводить реальные операции, а не сидеть на корточках в надежде, что тебе не отстрелят задницу. Я хочу послать тебя туда в качестве заместителя начальника отделения, что для твоего возраста просто неслыханно. Так что заткнись. Нет, не затыкайся, а скажи: «Спасибо, Эд. Амман — лакомый кусочек, и я действительно признателен тебе за доверие ко мне».

Феррис поскреб отросшую щетину.

— Когда отправляться? То есть если я соглашусь работать в Аммане.

— Как только сможешь ходить и не падать. Мне сказали, это будет где-то через месяц.

Феррис посмотрел в окно, на газон и 16-ю улицу с ее плотным движением. Мальчишки из службы доставки «Пицца Хат», машины «Федэкс», жители пригородов, спешащие с работы домой, чтобы посмотреть любимые телепередачи. Обычная Америка. А кровавое месиво, творящееся в Ираке, — словно кадры с другой планеты. Он снова повернулся к Хофману, который явно ждал его ответа. Несмотря на внешнюю грубость, Хофман ничем не отличался от остальных людей. Он хотел слышать от людей хорошее. А у Ферриса было неподходящее для этого настроение. Нога слишком сильно болела.