Долго и счастливо? - Котов

спокойным, когда жизнь ребенка в опасности? По моей вине! Господи, зачем я вообще ее сюда притащила? Черт меня дернул! Почему не последила за тем, чтобы запереть внутри? Безответственная, халатная, я еще смею мечтать о собственных детях! Ненавижу себя! Все не могу совладать с собой: руки дрожат так, что я, пытаясь вытереть влажные глаза, размазываю тушь по векам. Мне хочется бежать без оглядки, только бы занять себя иллюзией деятельности, заставить себя поверить, что каждую следующую секунду я отдаю спасению Шарлотты, но я продолжаю стоять, прикованная к месту, и с надеждой смотреть на Вонку, который тихо переговаривается с умпа-лумпом. Конечно, это разумнее: фабрика — громадная, с миллионом секретных мест, — если я просто побегу, я ни в жизнь не разыщу здесь девочку. Вот только кто убедит в этом мой внутренний голос, призывающий бежать немедля?..

— Пошли! Пошли скорее! — умоляю я. Вонка неторопливо разгибается, поправляет цилиндр и смотрит на меня, закусив губу:

— Да, пожалуй, нам нужно бежать. Сейчас же.

Он берет меня за руку и тащит за собой, не успеваю я опомниться и сообразить, что к чему. Магнат ходит быстро — не поспеешь, а когда торопится, то за ним и вовсе не угнаться. Через некоторое время я перестаю отслеживать коридоры и вся сосредотачиваюсь на дыхании: с непривычки у меня уже колет в боку.

Вскоре мы оказываемся в стеклянном лифте и летим сначала влево наискосок, потом просто влево, а затем вверх по спирали. К горлу подкатывает тошнота, я прикрываю глаза, машинально хватаясь за стеклянную стенку. Нет, это не мой вид транспорта, здесь я всегда себя чувствую, как на американских горках: того и гляди в глазах помутнеет и рухнешь в обморок. Вонка пытается высвободить свою руку из моей и настойчиво дергает ее вверх, а я вцепилась в нее, как утопающий в спасательный круг. Глупо, но необходимо. И дело даже не в том, что опираясь на него, мне удается удержаться на ногах, а в том, что сейчас мне как никогда важно чувствовать его поддержку. Пусть даже я ее сама придумала. Я многое могу придумать. С фантазией у меня все отлично.

В конце концов, Вонка сдается, его лицо на мгновение сменяет недовольная гримаса, но ему быстро удается взять себя в руки и с индифферентным видом уставиться в пол. Иногда мне кажется, если бы время можно было повернуть назад, он бы нашел в своей биографии немало фактов, которые стоило бы подправить. В частности, он совершенно точно вычеркнул бы оттуда неуверенную в себе учительницу с комплексом неполноценности. Впрочем, кто его знает. Действительно, кто? Уж точно не я.

Когда лифт замедляется, я отпускаю его, показывая, что это было мерой необходимости, а не проявлением чувств, которые обычно ставят его в тупик и заставляют заикаться на каждом слове, тщетно пытаясь найти лишний предлог, чтобы сделать ручкой. Вонка ничем не показывает, что польщен моей заботой о его личном пространстве.

— Как думаешь, с ней все хорошо?

— Откуда мне знать, — он равнодушно передергивает плечами. — Это зависит от того, куда она пошла. Ты же учитель, Элли. Куда обычно ходят маленькие девочки?

Я не успеваю ответить, потому что лифт останавливается, и его створки раздвигаются, приглашая нас выйти наружу.

Впереди в абсолютно черной комнате на стене светятся голубые экраны. Их сотни, даже тысячи, аккуратными прямоугольниками они занимают стену от пола до потолка и уходят вдаль на много метров. А посреди комнаты стоит черный блестящий стол, отражающий блики экранов, за которым, скрестив ноги и вальяжно раскинувшись на миниатюрном крутящемся стуле, сидит умпа-лумп в форме охранника и не спеша прихлебывает эспрессо из пластикового стаканчика.

— Здравствуй, Фрэнки, — говорит Вонка, приветливо взмахнув рукой, когда мы подходим ближе.

Умпа-лумп в ответ лениво кивает ему, бросив на меня равнодушный взгляд.

— Покажи нам, пожалуйста, цех изобретений за последний час.

Умпа-лумп молча переводит взгляд на монитор и неторопливо перебирает клавиши. От нетерпения я начинаю стучать каблуком по полу. Каждая секунда промедления может повлечь за собой такие последствия, о которых и подумать страшно, а этот Фрэнки и не думает торопиться.

— Можно побыстрее, пожалуйста, — не сумев скрыть раздраженного тона, прошу я.

Конечно же, умпа-лумп и бровью не ведет. Большинство из них игнорирует меня так явно, что это не может не задевать моих чувств, и обычно я делаю все возможное, чтобы не ударить перед ними в грязь лицом, но сейчас безопасность Шарлотты волнует меня куда больше, чем чувство собственного достоинства.

— Это вопрос жизни и смерти, — уточняю я, бросив выразительный взгляд на Вонку, который, уловив намек, начинает быстро кивать, как персонаж маппет шоу:

— Да-да, Фрэнки… э-э… мы будем благодарны, если ты поторопишься.

Улыбаясь уголком рта, охранник щелкает клавишей и вновь откидывается на спинку стула.

На экране перед нами одна картинка сменяет другую, и вот мы уже видим разноцветные пробирки и колбочки цеха изобретений, дышащие паром агрегаты и деловых умпа-лумпов в белых халатах.

— Отлично, Фрэнки, — широко улыбается Вонка. — Спасибо, ты просто молодец. А теперь можно, пожалуйста, ракурс поближе к йогурту старости. Видишь розовый взболтомат в правом углу? Ага. Вот так, вот так. Чудесненько! Теперь, пожалуйста, быструю перемотку. Все, стоп! Вот он, наш похититель, Элли! Узнаешь? — ликуя, он оборачивается ко мне.

Медленно, озираясь по сторонам, к розовому агрегату приближается уже знакомая мне тощая фигурка с взлохмаченными волосами и рюкзаком в виде мягкой игрушки. Как назло, в это время в цехе почти нет умпа-лумпов, а те, что есть, столпились вокруг чего-то за перегородкой и не могут видеть ее. Я напряженно вглядываюсь в экран. В стеклянном вакуумном контейнере на специальной подставке стоит серебристая баночка, и маленькая грязная ручонка тянется к ней.

— Не-ет! — я закрываю лицо руками.

— Смотри-смотри, Элизабет. Вот кого ты привела. Сущего монстра. Маленькую бандитку, — прищурившись, отрывисто произносит Вонка. По тому, как крепко он сжимает свою трость, как дергаются его щеки и как хмурятся брови, я вижу, что он очень зол.

Тем временем Чарли окунает в йогурт палец, а потом кладет его себе в рот. Даже на небольшом экране видно, как ее лицо из задумчивого становится восторженным. Улыбаясь, она облизывается и, запрокинув банку, сжимает ее, выдавливая йогурт себе в рот.

— Какое варварство, — вполголоса комментирует Вонка, болезненно морщась. — Всем известно, что йогурт едят ложкой. Она для того и прилагается к стаканчику.

Поставив опустевшую баночку на прежнее место, Чарли, все так же беспокойно озираясь, неторопливо движется к выходу. Рюкзак остается около взболтомата.

— И что? — я так близко