Золотая ослица - Елена Черникова

Мы расстались.

Как-то на улице я повстречала Н. Он вежливо обрадовался, мы побеседовали на тему "как дела", и пошли каждый своей дорогой.

Моя лучшая подруга, свет очей, где-то в кого-то влюбилась и рассказывает мне повторяющийся кошмар: она и ее возлюбленный целуются, ложатся в постель, он взвинчивается все более с каждым разом, а она в последний момент отказывает ему, хотя влюблена по уши. И что будем делать? Я не рассказываю ей о своих переживаниях абсолютно того же уровня, мне просто стыдно, что я такой же урод. Но я-то ладно: мне нужен Н, отчего и страдает Кроха. У подруги дело еще хуже: традиционное русское а-что-скажет-будущий-муж, которого нет и пока не предвидится, но оно работает! Вот это самое а-что-скажет...

Наступил август. Мне уже восемнадцать с копейками, я очень устала сама от себя. С размораживанием от первого или миллионного поцелуя все сорвалось. Спящая красавица проснулась без посторонней помощи. Хватит, твердо сказала я себе.

Сижу вечером на скамейке в парке, курю сигарету. Тихо. Редкие прохожие. Идет человек с портфелем, садится на мою скамейку и заводит разговор. Погода, жилищные условия, а сколько мне лет и так далее. И вдруг следует прямой вопрос: ты девственница? Да, говорю, к сожалению. Мы встаем со скамейки и направляемся к моему дому. У подъезда он аккуратно целует меня в щеку и назначает свидание на послезавтра. Я соглашаюсь.

Послезавтра мы встречаемся и трижды за один вечер совершаем половой акт: стоя у скамейки в парке, стоя в подъезде случайно подвернувшейся многоэтажки и сидя на скамейке в другом парке. Кочуем, нарушая санитарию и гигиену. Избавление от моей растреклятой невинности прошло бескровно, безболезненно, быстро, деловито, с юмором. Спасибо тебе, добрый человек.

Тридцать дней мы закрепляли его успех, а на тридцать первый он опоздал на свидание. Под ледяным вечерним дождем я прождала его двадцать минут и отправилась домой. Не успела войти в дверь - телефонный звонок: мой избавитель объясняет, что ливнем чуть не смыло с моста троллейбус, в котором он летел на встречу со мной. И он готов немедленно исправить мое настроение. Я говорю: спасибо за все, настроение у меня прекрасное, просьба не беспокоить.

Через три года мы случайно встретились на улице. Сияло июльское горячее солнышко. Под его лучами мы посидели в парке полчаса на той самой исторической скамейке, поговорили о том о сем. Он сказал: какая ты стала красивая! Да, говорю, но если бы не ты... Он спрашивает: ты замужем? Да, говорю, и за это спасибо тебе... Он уточняет со своей обычной прямотой: а муж тебя удовлетворяет? О да, говорю. Все прекрасно. Спасибо тебе, я никогда не забуду твое доброе дело. Пожалуйста, отвечает он. И мы пошли каждый своей дорогой.

- Ли, - улыбнулся ночной попутчик, - вы мужественная женщина. Вы нашли в себе силы выломиться из трафарета и пойти своим шагом.

- Смейтесь-смейтесь. - Ли выбралась из шубы, открыла сумку и вытащила сигарету. - Извините,

я очень люблю курить.

- Пожалуйста-пожалуйста, - сказал попутчик и протянул ей пепельницу, включил зажигалку.

- Сейчас ваша очередь, - напомнила Ли. - Вся внимание. Где книжулька?

- Наступил ответственный момент. Следующий раздел - на любителя.

- Ничего-ничего. Мое тщеславие часто выручало меня. Вперед.

Ночной попутчик перевернул страницу, положил ногу на ногу, кашлянул и задумался...

* * *

Дело было в роддоме. Она рожает. Он мечется по квартире, не зная - куда запропастилась жена. Утром они купили мебель, потом разъехались по своим делам. Где она сейчас?

Она днем гуляла по городу. Повстречалась с одним из своих бывших. Тот осмотрел ее фигуру и подарил камушек-талисман "куриный бог". Она взяла подарок, чмокнула друга в щеку и попросила поймать такси. Решила ехать в роддом. И уехала. У нее привычка - все сама.

Рожает, а сама посматривает по сторонам. Бабы орут и корчатся. Она слушает их вопли и не понимает. Какой-то обман. Это не так уж трудно - зачем они кричат? Кто их подучил?

Врачи тоже не понимают, зачем орут бабы. Врачей как профессионалов это раздражает. Поэтому они с удовольствием крутятся вокруг нее, которая либо молчит, либо посматривает по сторонам.

К ней подходит высокая властная красивая брюнетка и весело спрашивает, как дела. Оказывается - главврач. Дела вполне хороши.

Да, говорит красивая брюнетка, заглянув внутрь. Поехали в родовой зал.

В зале - конвейер. На дворе демографический взрыв, все рожают и рожают. По случаю взрыва акушерки не занимаются обычными глупостями вроде "снимите все украшения и очки", а просто работают и работают не покладая рук.

К новоприбывшей подходят сразу три труженицы родового фронта. Первая снимает с нее очки, протирает и надевает обратно. Чтоб лучше видела. Вторая произносит призывную речь с указаниями, что надо делать в последний момент. А третья, собственно приемщица, готовится к приему головы младенца. И вдруг истошно кричит на весь зал: "Батюшки, да тут еще и девственность!!! Ножницы!!!" В один миг - щелк! - решает одну из основных проблем человечества и с чувством выполненного долга принимает младенца целиком.

Вторая подхватывает ребенка и на секунду подносит к очкам матери, раздвинув крошечные ножки - чтоб мать сама взглянула на крошечную письку и убедилась в рождении не кого-нибудь, а именно девочки. "Надо же, - говорит мамаша, - дочь"

Высокая красавица-главврач поправляет ее: "Это пока лишь девочка. Дочь еще надо воспитать".

Пока акушерки колдуют с пуповиной, мытьем и взвешиванием, женщина размышляет над словами доктора. Надо воспитать? Наверное надо, что ж поделаешь. Только не так, как воспитывали меня.

Она пытается приподнять голову и взглянуть на те самые исторические ножницы, которыми акушерка десять минут назад лишила ее девственности. Но исторические ножницы уже унесли. Навсегда. И на них нет никаких мемориальных надписей.

Ей двадцать семь лет. Она полна надежд.

- ...Да-да, - кивает Ли, - это на любителя. Женщинам такое не интересно, они любят другую версию: как трудно и больно рожать, а мужчины этого, дескать, знать не желают, поэтому материнство - свято. Они оговаривают себе эту святость априори. Мужчины пытаются противопоставить этому трудности мужского бытия, но им это, как правило, слабо удается. Потому как женщины в данной святости более солидарны, чем мужчины в мужских трудностях.

- Что ж - не свято материнство? - грозно

вопросил попутчик.

- Нет. Святы - святые. А это просто работа.

- Вас разорвали бы на части, услышь святые мамаши эти слова, - уверенно сказал попутчик.

- Сколько угодно. Я знаю что говорю. У меня, кстати, дочь. Вполне нормальный человек.

- А откуда вы ее взяли - помните?