Небесный огонь - Ариадна Борисова

Он чуть повременил и убедился, что гроза миновала.

– Надеюсь, ты больше не злишься, Атын?

– Я не Атын.

Обдумывая ответ, Кинтей искренне удивился:

– Кто же тогда?

Растерянно уставился на спину того, кого считал Атыном. Любовник Олджуны молча занялся прерванным делом. Он был похож на сына кузнеца, точно отражение. С маленькой разницей. Не понять, в чем.

– Его зовут Соннук, – сказала женщина, и тот, не поворачиваясь, нехотя пояснил:

– Я – близнец Атына. Сразу после нашего рождения кузнец отдал его Лахсе, а меня – в другой аймак. В Элен обо мне никто не знал. Но вот недавно я вернулся в семью… – он запнулся, – и понял, что не нужен Тимиру.

– Не нужен? – усомнился Кинтей.

– Отец не захотел меня принять.

– Ты знаком с… братом?

– Мы как глаза, которые вместе появились, но не видели друг друга. Я приехал, когда Тимир отправил его с заданием в верховные аймаки.

– У вас одно лицо.

– Ну да, мы ведь не просто одночашные братья, еще и близнецы. Родились в одной рубашке.

– Развяжи ее, – снова велела Олджуна.

Кинтей сделал вид, будто только что вспомнил:

– Ах да, Илинэ же твоя родная сестрица! Матушка говорила…

– Мало ли что говорила твоя матушка, – осекла женщина.

Кинтей якобы не расслышал пренебрежения в ее словах.

– Прости за «отродье», Олджуна. Уж больно ты меня раззудила. А я, признаться, не из тех, у кого вялый язык и рыбья кровь!

…Соннук чувствовал спиной прямой взор Илинэ. Глаза у нее, кажется, светло-коричневые? Может, теперь потемнели от горестных мыслей. Он подумал, что этот беспощадный взор останется с ним надолго. Гораздо дольше, чем следы его торбазов на гостеприимной поляне…

Ну и пусть смотрит волчонком. Ему-то что? Все сложилось на редкость удачно. Вместо Сата он привезет Страннику девушку, которая знает, где находится волшебный камень. Соннук старался не думать, как черный человек будет выбивать у Илинэ признание.

– Пусть бы в ремнях сидела, – бормотал Кинтей, освобождая пленницу. – Они не тугие…

– Не бойся, не сбежит твоя невеста, – обронил насмешливо второй сын кузнеца.

Настал черед Олджуны непонимающе пялиться в его спину. Душу охватывали гнев, возмущение, желание на корню извести подлое племя мужчин. Желание было таким мощным, что на миг Олджуна едва не лишилась чувств.

Он догадался о чем-то, сжал ее ладонь и шепнул:

– Нам нужно поговорить.

За деревьями привлек к себе:

– Что с тобой?

Уткнувшись ему в грудь, женщина яростно разрыдалась.

– Если хочешь, я настою на том, чтобы Кинтей отпустил Илинэ, – ласково заговорил Соннук. – Я убью его, если хочешь… Но подумай хорошенько: дойдет ли она до Элен? Мы отдалились от нашей долины на два ночлега пешего пути. Может, и больше. Течение быстрое. Ей придется идти одной. А ведь ты знаешь, Великий лес полон нынче странных зверей. Вспомни пряморогого лося и лесного старика, который едва не изувечил мою руку. Я уж не говорю о сегодняшнем дне… С небом и временем творится необъяснимое. Неизвестно, что будет завтра – пурга или зной. Отпустить Илинэ – значит послать ее на верную гибель. Нам надо идти вместе. Там, на севере, мы найдем способ избавиться от Кинтея. Отправим девчонку с надежными провожатыми обратно на добрых конях. А может, найдем ей достойного жениха.

Он нежно заглядывал в заплаканные глаза, гладил косы:

– Не сердись, любимая… Я сделаю все, что прикажешь.

– Ладно, – помедлив, согласилась Олджуна. – Только пообещай мне, что не дашь этому выродку обидеть Илинэ.

– Обещаю.

– Я сама ей все объясню.

– Вот и прекрасно…

Они вернулись вовремя. Девушка безмолвно и ожесточенно отбивалась от объятий своего мучителя. Хищное, красное в свете костра лицо Кинтея казалось бесовским. Увидев спутников, он отпрянул от Илинэ.

– Еще раз замечу – убью, – молвила Олджуна ровным голосом, но глаза полыхнули. – И никакой меч тебе не поможет.

Соннук спокойно подтвердил:

– Она убьет.

Кинтей поверил бы и без слов. В женщине точно Йор промелькнул.

– Мстительный и коварный человек нам в пути не нужен. – Соннук нарочито зевнул. – Да и не только в пути. Поэтому, если вдруг угляжу, что пытаешься кому-нибудь из нас досадить, ты испытаешь худший удар, чем в детстве от моего брата.

«Жених» отодвинулся от Илинэ. Погодя, засуетился, захозяйничал над котелком, пряча глаза. Высыпал в воду сухую рыбную крошку.

– У меня все есть, – залопотал чуть подрагивающим от страха голосом. – Матушка позаботилась. Я хаживал домой ночами, когда мой друг храпел.

Вытряс из вьючных сум кожаные мешочки:

– Тут – вяленое мясо, тут – тертые луковицы сарданы…

* * *

Запасливая матушка налила в туес с зауженным горлом свежего топленого масла, в другой натолкала квашеную зелень. Набила сумы копчеными тетерками, жареной рыбой, сушеными коровьими кишками, начиненными жиром. Жалостно причитала, провожая Кинтея в дорогу. Все пеклась-радела о нем, невезучем.

После неудачи с поджогом Манихаевой юрты мать распустила слух, будто приятели рванули на север, а они прятались от эленцев и чужаков в норах зверей. Жизни человечьей не стало, впору было волками выть. Кинтей сказал матери, что вернется, хотя вовсе не хотел возвращаться. Собирая еду и кой-какую одежонку, она сквозь плач утешала себя и сына, что отъезд на юг поможет ему избежать войны с бесами, из-за которой в Элен отовсюду ринулся подозрительный сброд. Жаловалась на старейшину Хорсуна: раздает пришельцам на поселение лучшие места в долине, праздники для них устраивает. Вот и сегодня в заставе ожидается медвежий пир. Воинское Посвящение справляют.

«Пируют! – в глухом бешенстве думал Кинтей. – Они – пируют, нищее отребье привечают! А мы с Топпотом, наследники исконных эленских родов, вынуждены бежать куда глаза глядят! Подпортить бы им праздник напоследок… Пусть удалые ботуры Хорсуна ищут потом виновных, покуда кукушка жаворонком не запоет».

Мысль о последнем мщении неотвязной мошкой зудела в мозгу. Распрощавшись с матушкой, Кинтей зашел в коровник. Накинул рванину поверх добротной одежды, испачкал сажей лицо, шапку поглубже надвинул. Сгорбился, заморгал подслеповато… Посмотрел на себя в лужу – старик стариком. В заставу пробрался спокойно. Встречные знакомые не признали, чужие носы воротили от чумазого старикашки.

Асчит с помощниками, как всегда, суетились у костров. В широком дворе хлопотали бабы, разнося угощение. Народ гулял! Кинтей скромно притулился сбоку среди тонготов. Пожевал мясца, чтобы внимания не привлекать. Улучив миг, тихонько прошел за Двенадцатистолбовую, вроде до ветру. Нет никого. Заглянул в окно – пусто в юрте! Празднуют молниеносные… Скоренько выставил окно.