Кидалы - Джим Томпсон

Он ушел, насвистывая какую-то мелодию. Кэрол снова проводила его мрачным взглядом:

– Ну и человек! Хотела бы я его встряхнуть хорошенько!

– Как думаете, можно мне это? – спросил Рой. – Ну, в смысле, есть твердую пищу? Я в общем-то не особо голоден…

– Разумеется, можно! Иначе вам бы этого не предложили.

Она взяла его руку и так заботливо посмотрела ему в глаза, что Рою захотелось улыбнуться. Однако он сдержался, нежно потянув Кэрол за руку, чтобы она села на стул с ним рядом.

– Вы добрая девушка, – мягко сказал он. – Я таких никогда не видел.

– Спасибо. – Она опустила глаза и понизила голос до шепота: – Я тоже никогда не видела таких, как вы.

Он лежал, глядя на нее в сгущающихся сумерках, изучая ее открытое личико со вздернутым носом, и думал, что она похожа на чистого, невинного ребенка. Потом он повернулся на бок и придвинулся к краю постели.

– Мне будет вас не хватать, Кэрол. Я увижу вас, после того как меня выпишут?

– Не знаю. – Она тяжело дышала, все еще не глядя на него. – Мне бы этого хотелось, но у меня работа… Меня могут вызвать в любое время…

– Кэрол.

– Да?

– Иди сюда.

Он притянул ее к себе, обвив рукой ее плечи. Она наконец робко подняла на него глаза, полные страха. И вдруг она оказалась в его объятиях, прижавшись к нему лицом.

– Я тебе нравлюсь, Кэрол?

– Да, да. – Она кивнула. – Очень, очень нравитесь…

– Слушай, – сказал он. Она приготовилась слушать, но он молчал. Притормозил. Сказал себе, что дальше заходить не стоит.

А может быть, стоит? Ему ведь нужно, чтобы за ним ухаживали еще какое-то время? Лилли на что-то намекала, когда предлагала остановиться в ее квартире на недельку-другую. Он, разумеется, был против: во-первых, это была ее идея, а во-вторых, в этом не было смысла. Она будет целыми днями пропадать на скачках, а он, выходит, опять окажется в одиночестве. Но теперь…

Кэрол чуть заметно вздрогнула. Он хотел было оттолкнуть ее, но вместо этого лишь еще крепче сжал девушку в объятиях.

– Я просто подумал, – сказал он, – что, когда выйду отсюда, мне еще понадобится помощь. Может…

– Что? – Она подняла голову и взволнованно улыбнулась. – Вы хотите, чтобы я еще немного за вами ухаживала? Вы это хотели сказать?

– А вы не против?

– Конечно нет!

– Отлично, – ответил он, чувствуя неловкость. – Мы об этом подумаем. Посмотрим, что скажет моя мать. Я живу в гостинице, но на время остановлюсь у нее…

– Она согласится! – Ее глаза блестели от радости. – Я знаю.

– Откуда?

– Потому что ваша мать тоже этого хочет! Я… мы не хотели пока вам об этом говорить. Она не знала, как вам это понравится…

Его взгляд вдруг стал неподвижным, и она замолчала. Уголки ее рта тревожно поползли вниз.

– Послушайте… Я что-нибудь не так сказала?

– Все так, – сказал он. – Нет, все так, все отлично.

Четвертый забег закончился. Зрители протискивались обратно через приямки, которые проходили под трибунами, и направлялись в сводчатые помещения – к кафе, барам и окошкам, где делали ставки. Некоторые спешили, улыбаясь во весь рот или самодовольно кривя губы. Они держали свой путь к кассам, где выплачивались выигрыши. Остальные же, составлявшие большинство, не торопились, шли, изучая программу заездов, беговые листки с информацией о ставках; на их лицах было написано равнодушие, отчаяние, гнев или тоска. Это были проигравшие, и некоторые из них направлялись к выходам на автостоянку, другие задерживались у баров, а третьи шли делать новые ставки.

Было еще довольно рано. В карманах публики оставалось много денег. Толпа не рассеется по крайней мере до конца шестого забега.

Лилли Диллон сделала три ставки в трех окошках. Аккуратно уложив деньги в дамскую сумочку – за них нужно будет отчитаться, – она поспешила к окошку. Деньги, которые ей выделяли специально для ставок, каждый день перечислялись телеграфным переводом; они были разложены в пачки по двадцать, пятьдесят и сто долларов. Она щедро расходовала двадцатки – столько, сколько можно было поставить за весьма ограниченное время – обычно на пяти- и десятидолларовые ставки. С полусотенными купюрами она была более осторожна, сотенные же тратила скупо и неохотно.

Возможно – и скорее всего, – такие предосторожности были излишни. Финансовых агентов не интересовали ставки; обычно они следили только за выигрышами, за пригоршнями пятидесяти- и стодолларовых билетов. Лилли выигрывала редко, и цель у нее была иная. То, чем она занималась, обычно не касалось фаворитов или лошадей, пришедших за ними. С их шансами на выигрыш, как правило, все было более-менее ясно. Она же имела дело с возможными кандидатами на будущую победу и «темными лошадками», а они выигрывали редко. Когда это случалось, Лилли забирала деньги только тогда, когда это казалось абсолютно безопасным. В противном случае она просто не брала выигрыши, оставляя тотализаторные билеты в качестве документов.

Она обладала некоторой свободой. Конечно, у нее были общие инструкции, но в этих рамках она могла действовать как угодно – по собственному усмотрению. Однако это не облегчало ее задачи. Наоборот. Работа была тяжелая, но за нее хорошо платили. И Лилли знала, как можно увеличить эти доходы.

Бобо Джастес не одобрил бы ее действий, но подловить Лилли на этом было очень сложно.

Надев темные очки, она прогуливалась вдоль стойки бара, внимательно глядя по сторонам. Несколько раз она быстро нагибалась и подбирала проигрышный билет, добавляя его к пачке в своей сумочке. Проигрышные билеты обычно выбрасывали. Если они не были порваны или испачканы следами ботинок, она добавляла их к счетам и квитанциям за потраченные деньги.

Конечно, в разумных пределах. Нельзя было перегибать палку. Лишь раз она позволила себе на соревнованиях нечто в этом роде, и это оказалось грубой ошибкой. Вернее, таким образом она пыталась скрыть ошибку.

Это случилось почти три недели назад, когда Рой оказался в больнице. Может, причиной было то, что она думала о сыне, а не о работе. Так или иначе, неожиданно выиграла безнадежная кляча при ставке два к ста сорока. А она ее просмотрела.

В ту ночь она была страшно напугана и не смогла уснуть. На следующий день она перепугалась еще больше, увидев в газетах намеки на то, что некоторые ставки были сделаны в обход касс. Ей пришлось подстраховаться – это было накладно, но необходимо, – и она выслала в Балтимор свои собственные пять тысяч долларов, представив эти деньги как выигрыш. Конечно, это отвело от нее беду; Бобо молчал. Но прошло несколько дней, прежде чем она смогла спать спокойно.

Поначалу она даже ходила в ванную с пистолетом.

Она стояла в баре, потягивая ром-колу, и с возрастающим отвращением глядела на суетящуюся толпу. Откуда все они, устало думала она. Почему они участвуют в этом глупом надувательстве? Многие из них совершенно опустились. А другие даже приводят с собой детей.