Кидалы - Джим Томпсон

Матери с детьми… Мужчины в дешевых спортивных рубашках и мешковатых брюках… Старухи с сигаретами, торчащими изо рта.

Фу. Отвратительное зрелище.

Она отвернулась, устало переступая с ноги на ногу. На ней был спортивный костюм: простой, но дорогой ансамбль песочного цвета – брюки, блуза и пиджак; на ногах – туфли из оленьей кожи без каблуков. Все очень стильное и легкое – пожалуй, самая удобная одежда из ее гардероба. Но когда большую часть времени проводишь на ногах, и самая удобная одежда покажется неудобной.

После пятого и шестого заездов, когда она уже достаточно намоталась между окнами ставок и кассами, борьба между нарастающей усталостью и постоянной необходимостью быть все время начеку достигла апогея. Она думала лишь о том, как бы где-нибудь присесть и отдохнуть хотя бы пару минут. Нет, нельзя! Противоречивые чувства боролись друг с другом, склоняя то к одному, то к другому, подталкивая то вперед, то назад, и эта борьба только добавляла ей мучений.

Разумеется, на трибунах были сиденья, но они для простаков и зевак. Пока она доберется до трибун, уже опять нужно будет стоять у окошка со ставками. Ходьба взад-вперед отнимала больше сил, чем могло показаться. Что же до элитных мест, где были удобные кресла и неплохой бар, то об этом и речи быть не могло. Там крутилось слишком много денег и делалось слишком много серьезных ставок. Ребята из полиции обожали это место.

Она допила чашку кофе – уже третью за этот час – и потащилась к окошкам тотализатора. Седьмой, предпоследний забег входил в завершающую стадию. Обычно на него приходилась самая напряженная игра, и «чайники» так и рвались делать ставки. Пока Лилли пробиралась между ними, ей в голову вдруг пришла забавная мысль. И, несмотря на всю свою усталость, она чуть не рассмеялась.

«Ну и ну, – думала она, – двадцать пять лет надрываешься словно лошадь, и вот я снова на ипподроме. Скачки продолжаются!»

Она забрала деньги за пару ставок на седьмой забег и, на ходу распихивая их, быстрым шагом пошла к стоянке. Последний забег не сулил никаких сюрпризов. Уходить нужно именно сейчас, пока толпа не хлынет с трибун на улицу, и тогда можно будет избежать пробок.

Ее машина стояла почти у самых ворот – за это приходилось платить приличные чаевые. Машина была с откидным верхом, хорошая машина, но ничего из ряда вон выходящего. Никакого намека на роскошь. Единственное, что отличало эту машину от множества подобных, – тайник в багажнике, где хранилось сто тридцать тысяч долларов наличными.

Подходя к машине, она увидела рядом с ней человека. У Лилли промелькнула мысль, что, возможно, деньги ей теперь и не понадобятся.

У Бобо Джастеса были волнистые седые волосы и смуглое лицо с точеными чертами. Роста он был небольшого: говоря попросту, коротышка, но голова и торс словно принадлежали человеку вдвое больше. Зная, как он комплексует по поводу своего роста, Лилли порадовалась, что на ней обувь без каблуков. По крайней мере хоть в этом ей повезло. Правда, судя по выражению лица босса, вряд ли ей это зачтется.

Бесцветным голосом, едва шевеля губами, он сказал ей:

– Тупая, безмозглая овца! Посмотри на свою машину – это ж цирк шапито! Еще б нарисовала мишень и повесила колокольчики на бампер!

– Да ладно тебе, Бо. Таких машин в Калифорнии пруд пруди.

– Таких машин в Калифорнии пруд пруди! – передразнил он ее, жеманно поводя плечами. – Столько же, сколько вороватых шлюшек? А? Столько, подстилка ты гумозная?

– Бо! – Она быстро осмотрелась по сторонам. – Может, мы лучше пойдем отсюда куда-нибудь в тихое место?

Он занес руку, словно собирался ее ударить, но потом подпихнул ее к машине.

– Лезь, – сказал он. – Поедем в Беверли-Хиллз. Свидетелей тут нет, и будь спокойна, я тебя так отделаю, что шкура на заднице будет лоскутами висеть.

Она завела машину и выехала через ворота ипподрома. Когда они влились в поток машин, он снова принялся крыть ее, цедя сквозь зубы ругательства.

Лилли внимательно слушала, пытаясь понять, заводит он себя или выпускает пар. Скорее всего, выпускает пар – со времени той ее ошибки прошло почти три недели. Если бы он серьезно разозлился, то сейчас бы Лилли не ехала с ним в машине.

Большую часть времени она молчала, отвечая лишь тогда, когда он задавал вопрос или срочно требовал уточнений.

– …Ведь говорил тебе – следить за тем пятым заездом, а? Говорил? И что же, ты следила, следила, а?! Спорю, ты стояла там, раззявив рот до ушей, когда он шел на сто сорок?

– Бо, я…

– Сколько твои дружки тебе отстегнули, а? Или, может, они накрыли тебя так же, как ты меня? Ты вообще кто такая – жеребец с сиськами?

– Я поставила на лошадь, – тихо сказала Лилли. – Ты же знаешь, Бо. В конце концов, ты ведь не хотел, чтобы я все поставила на нее?

– Поставила, значит? Тогда только один вопрос. Хочешь и дальше вешать мне лапшу на уши или зубы тебе все же дороги?

– Дороги.

– Тогда еще вопрос. Ты думаешь, у меня тут нет связей? Думаешь, я не знаю, как ставили на эту лошадь?

– Нет, не думаю. Уверена, что ты знал, Бо.

– Та лошадь окупилась по начальной ставке. А после того как ставки объявили, табло точно заморозили. – Он закурил и дважды затянулся, быстро и жадно. – Ты что мне гонишь, Лилли? Тотализатор практически мертвый, а ты выигрываешь пять тысяч! Как это так, а? Ну что, правду скажешь или как?

Она глубоко вздохнула. Поколебалась. Кивнула. Она могла сделать только одно: сказать правду и надеяться, что все обойдется.

Так она и сделала – рассказала ему все, как было. Джастес сидел, повернувшись к ней, изучая выражение ее лица. Когда Лилли закончила, он отвернулся, и на некоторое время воцарилась мертвая тишина.

– Значит, ты просто сглупила, – сказал он. – Прошляпила. Думаешь, я на это куплюсь?

Лилли спокойно кивнула. Он уже купился, сказала она, три недели назад, когда заподозрил правду еще до того, как ему ее сказали.

– Я же знаю, Бо. А иначе я бы уже была мертва.

– Все впереди, сестричка. Может, еще пожалеешь, что жива осталась.

– Может, и пожалею.

– Прикинь, я выложил на стол больше ста тысяч. И это, наверно, самое дорогое угощение за всю историю. Неплохо бы узнать, кого же угощал.

– Ну так узнай, – сказала Лилли. – А я за всех отдуваться не буду.

– Точно?

– Абсолютно точно. Дай мне сигарету, пожалуйста.

Он вытащил из своей пачки сигарету и бросил ей через сиденье. Она подобрала ее и швырнула обратно.

– Прикури ее, пожалуйста, Бо. Такое движение, что за руль нужно держаться обеими руками – иначе никак.

Она услышала звук – нечто среднее между смехом и фырканьем, выражающий то ли гнев, то ли восхищение. Он зажег сигарету и вложил ей в губы.