Почему рассердилась кикимора? - Ольга Колпакова

– Спасибо, – пробормотали мы и, слегка озадаченные, двинулись к машине: ночевать в брошенном доме нам ещё не приходилось.

– Огурцы и молоко – после заката! – Младшая была в восторге. – Да это деревня не простая!

Избу выбрал Тихон. Загнав машину в ограду, где дыр было больше, чем штакетин, мы поднялись на крыльцо.

– Смотрите, трава сушится! – показала тётушка на серый пучок веточек под крышей – похоже, бывшие хозяева любили травяные чаи не меньше, чем она.

В сенях стояла густая темень. Мы оставили дверь открытой, чтобы она хоть частично вытекла на улицу. Низкий проём пришёлся по росту всем, кроме могучего Тихона. Пригнувшись, он вошёл первым.

Нежилой дух застоялся в доме. Русской печи не было, вместо неё стоял «урезанный» вариант – голландка. Зато была кровать с матрацем, диван и стол у окна.

– Я, наверное, в машине переночую, – оглядев комнату, сказала Младшая.

– Не красна изба углами, красна пирогами, – тётушка принесла из машины пакет с едой и спальники.

– Как вообще можно жить, если в доме нет электричества, водопровода, тёплого туалета? – ворчала Младшая.

– Даже лучины нету. – Я тоже сходила к машине – за фонарём.

– Как там, стемнело? Пора за молоком? – Младшей не терпелось выйти из чужого дома.

Пока мы старались хоть как-то благоустроить место ночлега, тётушка, отыскав свечу, ходила с ней из угла в угол, рассказывая о старинной жизни без всяких удобств.

– Вечером изба освещалась лучиной. Лучина – длинная тонкая щепочка, которую втыкали в светец. Над светцом устанавливали надпыльник, чтобы лучина не коптила потолок. Но название надпыльника связано не с пылью, а со словом «пыл» – жар.

Если нужно было выйти в темноте во двор, брали свечу (иногда её заменяли пропитанные жиром льняные нитки) или фонарь с горящей свечой внутри. Подсвечники были разные. Самый простой – свежая брюква: вы́резал в овоще углубление, поставил свечку – и готово.

– А спички откуда брали? – спросила Младшая.

– Огонь можно было зажечь с помощью трута, кремня и огнива или кресала (это металлическая пластинка в форме кинжала, позже – овала). Эти предметы хранились в специальной коробочке – огневице. Трут лежал отдельно – в трутнице. Когда огнивом ударяли по кремню, искра должна была попасть на лежащий в коробочке трут. Трут загорался, и им поджигали, что нужно: лучину, щепки в печи. Затем крышечка трутницы закрывалась, и огонь в ней тух. Спички тоже были, но делали спички-серянки сами. А вот магазинные спички не пользовались доверием. Считалось, что огонь от них не имеет тех магических свойств, какие появляются, если зажигать его с помощью огнива. Этот способ добывания огня использовали в деревнях вплоть до 20-х годов XX века.

Мы вышли на крыльцо и, распалив спираль от комаров, уселись рядком. Какая тишина… Её можно было потрогать, настолько она была материальна – точно полотном накрыло полузаброшенную деревню. И узорами по нему – то крики галок, пролетающих к тополям на ночёвку, то мычание коровы, заждавшейся хозяйки. Вяло перелаивались по дворам собаки. Поскрипывало старое крыльцо.

Мы никак не могли решить, идти ли за молоком и огурцами. Решили, что всё-таки надо: не хотелось огорчать хозяев – ведь позвали.

За провизией отправились мы с Младшей. Тихон предпочёл остаться у машины, а тётушка, прогулявшись по деревне, взялась обследовать избу, в которой попадались вещи, достойные музея. В шкафу она обнаружила ступу и пест. Когда-то с их помощью из зёрен делали крупу. На поминках ставили на стол блины из зёрен, растёртых старинным способом, вручную – пестом в ступе. Считалось, что, съев их, можно свободно перемещаться в загробном мире (как делает это Баба-яга, летающая в ступе).

В кладовке тётушка наткнулась на рубель и каток, заменявшие прежде утюг. Ткань наворачивалась на каток и прокатывалась рубелем по ровной поверхности.

На стене дома висело коромысло.

Плутать нам не пришлось – в деревне был только один дом с комбайном.

– Билан, ну-ка помолчи! – прикрикнула на собаку вышедшая навстречу хозяйка.

Мы улыбнулись:

– Смешно у вас собаку зовут.

– Да болтун и разиня, вот и назвали так. Лает, только когда на него смотрят, а свинья какая в ограду заберётся – лежит, не шелохнётся. Бахолда! Это бабушка у меня так ругалась. То же, что и билан.

Вот тебе и кличка из телевизора – вполне себе русское слово.

Мы купили два литра парного молока, пообещав завтра с утра занести банку, и несколько свежих, с грядки, огурцов.

– Жаль, что деревня разваливается, – сказала я, – места у вас очень красивые, жить бы да жить.

– Так тяжело ведь в деревне, всё своим трудом. В телевизорах насмотрелись, что можно, ничего не делая, деньги получать, и кинулись все в торгаши – будто эпидемия, – поддержала тему хозяйка. – А у нас комбайн свой, три коровы, сорок свиней – чего не жить, если работать. Главное, чтобы провода не своровали, без электричества трудно, а остальное – всё сами умеем. Мы в городе пожили. Десять лет. А потом вернулись. Выходишь утром на крылечко – и всё тут наше.

Обратно мы шли на свет: Тихон с тётушкой выставили на крыльце фонарь, чтобы мы не заблудились.

– А что раньше делали, если в деревню приходила беда – эпидемия, например? – спросила я тётушку.

– Гасили огонь. Если неурожай, эпидемия, то во всех избах гасили огонь: и в печи, и на божницах.

Представить это было несложно: большая часть деревни лежала сейчас во тьме.

– Затем древнейшим способом – трением двух сухих деревяшек – один из женатых мужчин добывал новый огонь, который разносили по избам. Между кострами, разожжёнными от нового огня, проходили жители деревни, прогоняли скот, чтобы защититься от болезней. С новым огнём должно было прийти и обновление жизни. Такой же ритуал совершали на новый год. В XVI веке церковь приравняла этот ритуал к волхованию (колдовству), сейчас он полностью утерян.

– Может, оттого умирают деревни, что никто не умеет разжигать живой огонь? – вслух подумала я.

Вряд ли можно надеяться, что в загородных домах опять появятся русские печи. Хлеб можно купить в магазине или выпечь в хлебопечке, пищу удобнее готовить на плите, согреть озябшие ноги проще электрогрелкой, а полечиться – таблетками. Но огонь всё же теплится в наших квартирах: смотреть на горящую свечу или на огонь в камине – ни с чем не сравнимое удовольствие.

Не найдя рукомойника, мы умылись, полив друг другу из бутылки.

– Здесь даже баня сохранилась, – поделилась тётушка. – Но я туда не пошла, страшновато.

– Я и в туалет не пойду, – сказала Младшая. – Вдруг кто из дырки выскочит. Неужели и зимой, по морозу, надо было на улицу выходить?

Тётушка кивнула:

– Да, у современной туалетной комнаты достойного конкурента в русской избе не находится. «Задок» – так называлась постройка недалеко от избы – был не самым комфортным местом, особенно зимой. Конечно, детей и больных из избы по нужде не гоняли, они, как и теперь, пользовались горшком. Во многих деревнях и вовсе не было туалетов. Достаточно было удалиться на «зады» – противоположную улице часть, где располагались огороды. Так что шагай на зады.