Рождество с детективом - Ольга Баскова

Пора наконец назвать вещи своими именами. А почему надо ходить на цыпочках перед самим фактом смерти? Иногда это справедливость. Ты все еще живешь, раздавленная потерей, боишься дышать, улыбаться, чтобы не сказали, что ты плохая вдова. У тебя никого нет столько времени. А ты такая симпатичная баба, хоть и ходишь чучелом. Так даже мой Костик сказал, когда ты пришла к нам не в своих «собачьих» штанах, а в нормальном, хоть и стареньком платье. Вот что я тебе скажу, чтобы это засело в твоем мозгу. Если бы Олег не разбился тогда по пьяни, неизвестно, была бы ты сейчас жива. И что еще страшнее: была бы ты вообще в какой-то квартире или бомжевала на улице. Ведь он со дня на день привел бы сюда свою телку. И все это знали. Он открыто с ней жил, везде таскал ее за собой. Потому над тобой измывался. Ты же знаешь, что свою комнату после развода он продал и деньги пропил. Женился на тебе наверняка из-за этой квартиры. Может, эта бабища с морковными волосами у него и до тебя была.

– Все это возможно, – устало и подавленно сказала Лида. – Только, Мила, зачем нам выстраивать новую историю вместо той, которая закончилась? Скажи мне только одно: мое черное платье тебе на самом деле кажется старым? Я к тому, что считаю его нарядным, надеваю для подписания договоров.

– Ладно, оно красивое, дурища ты моя дорогая. До слез меня чуть не довела. Давай все же купим тебе новое. Вот прямо завтра.

Лида стояла у окна и смотрела, как по темному двору от нее уходит подруга: ее дом через дорогу. Кто-то из них захочет – и она вернется. В любое время. Могла ли Лида мечтать когда-то о таком счастье: к ней приходит подруга, и не нужно ни у кого спрашивать разрешения, прятаться с ней в каком-то углу, потом терпеть претензии и насмешки. Кажется, это и было в ее прошлом пару раз: такая попытка самоутверждения, которая приводила только к унижениям и пустоте. Она приводила подругу, а на следующий день не могла смотреть ей в глаза от стыда. Еще один человек узнал, что дома Лида – никто.

Мила ушла, Лида может перебирать в памяти все минуты их чудесного вечера. Ей не одиноко, она осталась сама с собой. Лида с привычной для себя боязливостью осторожно и старательно обходила жесткие, даже жестокие слова подруги. Не всем дано быть настолько откровенными с другими и собой. Это настоящая смелость, за нее, наверное, судьба и награждает искренностью и уважением других людей. Как Милу. А Лида – слабая, трусливая, не способная ни на решительный поступок, ни даже на честное слово, адресованное себе.

Лида вдруг задохнулась и даже зажмурилась от жгучей волны нетерпения: ей так захотелось броситься в свежую, холодную и крутую волну правды. Она ведь всегда существует сама по себе, несмотря на то что чьи-то близорукие и растерянные глаза боятся ее видеть. Лида воспроизвела в памяти все беспощадные формулировки Милы. Прослушала их еще и еще. Она сама ни по одному поводу не способна быть настолько категоричной. Она никогда не произнесет ни слова осуждения по следу человека, чье дыхание оборвалось, чья кровь испарилась. Лиде, как всегда, легче всего обвинить себя: это она сама своей бесхребетностью так раздражала Олега, отчима, сводных сестер и даже маму, что всем хотелось грубо переломать эту ничтожность… Вместе с ее, Лиды, жизнью, которая всем казалась лишней и бесполезной. Но она есть, от нее что-то зависит, ей иногда кажется, что к ней не просто хорошо относятся. Ее по-человечески любят чужие, в общем, люди.

Так, может, ее жизнь никогда и не была лишней? Она просто, как черепаха и тугодумка, так долго ползла к выходу из подземелья. Вот она, ее ночная звезда. Ее награда за то, что выжила, уцелела. Лида никогда не переоценит свою нужность и полезность кому-то. Но Тина точно вручила бы ей эту награду, принесла бы в зубах на своих трех лапах. Да и Тыква… Они не принимают все как должное по примеру людей. Они благодарны.

Лида улыбнулась, приоткрыла окно и выпустила из своего теплого дома тень тоски.

Утром Лида впервые проспала время первой прогулки. Разбудил ее звонок.

– Лида, ты что, не слышишь? Я тебе уже десять минут звоню, – возбужденно проговорила Мила. – Ты срочно нужна, я опаздываю на работу, а тут такое. Только ты можешь помочь. Мы в твоем дворе.

Лида всегда умывалась и одевалась за три минуты, как солдат. Спускалась во двор, приблизительно представляя, о чем речь. Тут главное собраться и резко сказать «нет». При всей жалости. Потерянных и брошенных животных к ней таскают как минимум два раза в неделю. Она же одна, у нее большая квартира, она обожает животных. Вот именно. Она настолько их обожает, что больше никого не приведет к тем, которые уже стали ее семьей.

Во дворе рядом с Милой стояли еще три соседки. Они оживленно что-то обсуждали, глядя себе под ноги. Там сжалось в комок рыжее маленькое тельце. Лида даже не сразу поняла, собака это или кошка.

– Она на моих глазах чуть не попала под машину, – сообщила Мила. – Бросилась через дорогу. Девочка. Кажется, щенок до года. Похожа на таксу, только уши другие, помесь, конечно.

И все участницы обсуждения со страстью стали объяснять Лиде, какая это прелесть, совсем маленькая собачка, явно с чудесным характером.

– Я не возьму, уже столько раз объясняла, – уверенно произнесла Лида, стараясь даже нечаянно не посмотреть собаке в глаза. – Давайте искать другой выход.

– Лида, речь, несомненно, о другом выходе, – заявила Мила. – Такую собачку можно легко и быстро пристроить. Я ее сфотографировала, прямо с работы раскидаю по всем доскам. Уверена, сегодня же будут звонить. Дело лишь в том, Лида, что тут может собраться еще сотня жалельщиков, но никто к себе не поведет крошечную, полузамерзшую собачку даже на минуту. Я бы к себе отвела, но Муська же сожрет ее, сама понимаешь. Лидуся, возьми максимум на день. У меня есть телефоны частных приютов. Если не найдем хозяев сегодня-завтра, отвезем туда. Это тысяч девять в месяц.

Лида все же поймала карий измученный взгляд, как крик о помощи.

– Да, конечно, – сказала она. – Собачка такая маленькая, худенькая… Только, Мила, ты даешь слово, что не успокоишься? У меня все появились «максимум на два дня». Потом все исчезают, и они остаются. Дело в том, что больше, чем есть сейчас, уже невозможно.

– О