История руссов. Варяги и русская государственность - Сергей Лесной

В известную эпоху (когда — мы рассмотрим дальше) с юга подошло южнославянское племя «русинов», которое, надо полагать, сначала частично подвинуло, а затем и вовсе поглотило полян. Будучи более культурными, воспринявшими давно культуру Причерноморья, наконец, численно превосходя полян, русины скоро ассимилировали последних и даже перенесли свой административный центр в Киев. Таким образом, создалось ядро Киевской Руси.

Соседившие с запада и северо-запада древляне, лесовики, изолированные от движений народов непроходимыми лесами, отстали в своем развитии от приднепровских славян. Еще при Игоре они чувствовали себя чужими: «се убихом князя руського…» Отчужденность от полян-русин слышится здесь явственно.

Несколько иначе обстояло дело с северянами. Лесостепь по Левобережью простирается гораздо далее на север, чем по Правобережью. Кроме того, целый ряд рек, притоков Днепра, текущих почти прямо с севера на юг (Сула, Псел и т. д.) соединял самые северные области северян с Днепром. Это создавало предпосылки к более высокому развитию культуры по сравнению с древлянами. Летописец, однако, противопоставляет и северян полянам, для него и северяне также «дикари».

Если мы обратимся к археологическим данным, мы увидим, что «русь-поляне» и «севера», хотя и различимы по изделиям, все же весьма близки друг к другу и несомненно стояли на одинаковом уровне развития.

Как-же связать это с данными летописи? Из текста видно, что летописец говорит не о его современности, а о временах, далеких от него, когда в культуре полян и севе́ра была заметная разница, впрочем, может быть, в суждении летописца киевлянина звучал и местный «патриотизм».

Рыбаков, использовавший очень большой материал, показал, что пальчатые фибулы[11]являются отличным указателем единства культуры в VI–VII веках для Лесостепной Руси (русь — поляне — севе́ра). Спицын в 1928 г. назвал этот комплекс находок «древностями антов», Рыбаков, по-видимому, с большим правом переименовавший их в «древности русов», отодвигает культуру Киевской Руси по крайней мере к VI веку.

«Археологические находки IV–V вв. в юго-восточной части области полей погребений свидетельствуют о походах русов и северян на юг, в Причерноморье, откуда были вывезены вещи боспорского и византийского изготовления. О прочных связях с югом говорит и самый характер русских вещей VI–VII вв., являющихся местным, приднепровским вариантом причерноморских изделий V в., широко распространившихся в Европе в связи с “великим переселением народов…” Из изложенного выше ясно, что происхождение Руси — вопрос, совершенно не связанный с норманнами варягами, — продолжает далее Б. А. Рыбаков, а уходящий на несколько столетий в глубь веков от первого появления варягов. Продвигаясь от более известного (более позднего) к менее известному, мы добрались уже до IV века. Может быть, дальнейшие исследования позволят углубиться еще далее».

Таким образом, под существование Киевской Руси VI–VII веков подводится какая-то материальная археологическая база. В чем мы расходимся с Рыбаковым, — это в толковании происхождения Руси на Среднем Поднепровье. Рыбаков считает племя Русь на речке Рось исконным, мы указываем, что русины существовали в 477 г. далеко на западе и что имеются некоторые доказательства, что Русь явилась на Днепр с запада.

Обратимся к труду южнорусского ученого Гизеля (ум. в 1683) (он же архимандрит Иннокентий), ректора Киевской коллегии и настоятеля Киево-Печерской лавры. Этот труд под названием «Синопсис или краткое описание о начале словенского народа», изданный в 1684 году, был настольной книгой всех образованных людей допетровской эпохи и выдержал много изданий.

В нем после описания легендарного посещения Киева апостолом Андреем мы находим: «…на горы Киевские, не малу времени перешедшу, приидоша от диких поль с славяны, великими и зело храбрыми народы, трие братия роднии, князие Российстии, Кий, Щек и Хорив с сестрою Лыбедью».

Итак, «Синопсис» ясно указывает, что Кий, Щек и Хорив были в Киеве пришельцами и притом «русскими»; пришли они с юга, из «Диких полей», как называли на протяжении столетий степное Причерноморье. Рядом с этим «Синопсис» говорит: «инши же россы, страною, естеством же едини, в полунощных странах над езером Илмером широко населишася, а прочий над Волховом рекою, идеже создаша Новград великий».

Мы не будем обсуждать здесь, откуда и каким путем попали на север «иные россы», ясно, что сообщение это касается эпохи задолго до аскольдовской Руси. Откуда это взял «Синопсис» — неизвестно, однако чрезвычайно многозначительно то, что, говоря о Кие, Щеке и Хориве, летописец добавляет, что поляне жили и ранее этих братьев: «иже и до сее братье бяху поляне и живяху кождо с своим родом и на своих местех, владеюще кождо родом своим».

Заметим, что в появлении руссов Кия, Щека и Хорива ничего легендарного нет, констатируется факт их прибытия и отмечается, что прибыли они не с Олимпа, а с «диких поль», т. е. происхождение их рисуется не из особенно «благородных».

Таким образом, мы имеем точное указание «Синопсиса», что «князие русстии» с их народом были пришельцами, вокняжившимися над полянами и основавшими здесь «город», вернее крепость, поселение же было и до них. Можно предположить с достаточным основанием, что именно с приходом «руса» Кия земля полян получила и второе название: «Русской земли». Синопсис ясно указывает, что пришельцы были многочисленны и сильны (не исключена возможность, что и «севера» частично были пришельцами).

Что племя «севера» могло быть пришельцами, отчасти оттеснившими, отчасти поглотившими какое-то восточнославянское (а может быть, и финское) племя, говорит то, что на нижнем Дунае существовало также славянское племя, носившее имя «северян».

Многие авторы, в том числе и Рыбаков, готовы рассматривать дунайских северян, как остатки волны, северян среднего Приднепровья, что вполне вероятно, но не менее, а даже более вероятно обратное предположение, что северяне Приднепровья — это волна северян с Дуная, отодвинутая на север одним из мощных движений орд, двигавшихся то с востока на запад, то с запада на восток. Наконец, всегда более вероятно переселение из густонаселенной местности (с Дуная) в менее населенную, чем обратное.

Соображение, что имя «севе́ра» означает их северное местоположение, не выдерживает никакой критики. Во-первых, никем не доказано, что «севе́ра» одного корня со словом «север», во-вторых, слово «север» в древности почти не употреблялось, употреблялось — полуночь, в-третьих, племя «севе́ра» далеко не было самым северным, скорее всего, это подходило бы к новгородцам-словенам, в-четвертых, названия стран света никогда и никаким народом не употреблялось для узкого племенного названия, если и говорили: «северяне», «южане», то это не было названием племенным, наконец, сам, называвший своего южного соседа «южанином», оказывался таковым по отношению к соседу с севера.

Во всяком случае, ни в одной из групп славян мы не находим имени племени, производного от страны света, племенные имена создаются по совсем иному принципу. Подавляющее число их происходит от названий рек, на которых сидели племена, или от характера местности, занимаемой ими (лесистая, холмистая, гористая, приморская и т. д.), наконец, от имен своих вождей или племенных тотемов и т. д.