Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне

Если первому консулу понравится ваша мысль, не забывайте меня...

— Будьте покойны. Мы не затем сюда пришли, чтобы уходить с пустыми руками.

— Я беру этот волан и эту шаль, — сказала m-me Мюрат. — Рисунок, действительно, великолепный.

— Оставьте это платье из английских кружев для моей матери.

— Первый консул желает вас видеть, — сказала возвратившаяся Жозефина. — Оставайтесь здесь, а г-н Лербур с супругой пусть унесут ткани. Меньше соблазна для моей свояченицы...

Молодая женщина и её муж поклонились. Лербур забрал в одну связку все свои материи и кружева. Эмилия с удивлением взглянула на Сан-Режана. Он был так же спокоен, как в магазине «Bonnet Bleu» и, казалось, находил совершенно естественной такую внезапную благосклонность. К её изумлению примешивалась и доля страха. Инстинкт говорил ей, что она вступила на очень опасную почву.

Её муж уже собрался ехать. Она сделала реверанс Жозефине. Сан-Режан успел бросить на неё полный нежности взор, доказывавший, что у него нет от неё секретов. Он обернулся к Лербуру и сказал ему, очевидно, чтобы сохранить за собой вид делового коммерсанта.

— Мы ещё поговорим с вами завтра утром в магазине.

И он остался один с Жозефиной. Гортензия и m-me Мюрат, словно по приказу, исчезли в одну минуту. Жена первого консула села в кресло и с улыбкой спросила молодого человека:

— Вы г-н Сан-Режан?

— Да, сударыня, — отвечал с поклоном роялистский посланец.

— Г-н Лербур не догадывается о том, кто вы такой?

— Совершенно. Мне казалось, что будет лучше оставить его в полном неведении относительно моих намерений?

— Верно. Эта Лербур отлично справилась со своим поручением. Она очень ловка. Я её очень люблю. Но вы должны были явиться сюда сегодня вечером вместе с другими. Где же ваши спутники?

— Гид де Невилль и Кадудаль ждут на углу, около «Нантской» гостиницы, пока к ним не подойдёт человек, который махнёт белым платком и скажет только одно слово: «Людовик»!

— Я сейчас прикажу послать за ними и предупрежу генерала. Подождите здесь.

Прислонившись к камину, Сан-Режан прислушивался к тишине дворца, стараясь уловить какой-нибудь звук. Но слышен был только отдалённый стук экипажей и размеренный шаг часового, расхаживавшего по внутреннему двору.

Прошло около четверти часа. Но Сан-Режан был спокоен как за себя, так и за своих спутников. Все сообщения, которые должны были рекомендовать его Жозефине, были, очевидно, ей переданы точно. Сильное влияние в пользу принцев, которое замечалось вокруг первого консула, действительно существовало, и Жозефина, без сомнения, им покровительствовала. Окажется ли Бонапарт склонным к восстановлению короля? Что будет вернее — расчёт ли Невилля, или сомнения Кадудаля? Затем подвижное воображение Сан-Режана направилось в другую сторону — к образу Эмилии. Ему казалось, что он ещё чувствует тёплое пожатие её руки, которым они обменялись в карете. Увлечённый своими мечтами влюблённого, Сан-Режан забыл, где он, зачем он сюда пришёл и кого ему предстояло сейчас увидеть. Вдруг дверь отворилась и в сопровождении офицера появились Жорж и Гид де Невилль. Пожав с улыбкой руку Сан-Режана, они встали возле него.

— Я обязан, граждане, удостовериться, — официальным тоном сказал офицер, — что при вас нет никакого оружия.

Жорж весело распахнул свой камзол, расстегнул жилет и сказал:

— Ни пистолета, ни кинжала, как видите. Впрочем, я разрешаю вам обыскать меня, если это требуется.

Гид и Сан-Режан сделали то же самое. Офицер поклонился и вышел в соседнюю комнату. Через минуту дверь отворилась, и вошёл победитель на Аркольском мосту. Лицо его было озабочено. Кивком головы он поздоровался с посетителями.

Его сопровождал адъютант в гусарской форме, который скромно отошёл в сторону.

— Можете удалиться, полковник Рапп, — сказал Бонапарт.

Рапп сделал гримасу и, взявшись за саблю, с недовольным видом сказал, выходя из комнаты:

— Я останусь здесь за дверью. Стоит сказать слово, и я здесь.

— Удалитесь и закройте за собою дверь.

— Нет надобности в этом, генерал. Будьте покойны, я не услышу ни слова.

Он вышел, оставив дверь полуоткрытой.

Бонапарт свысока осмотрел троих эмиссаров и устремил пристальный взгляд на крупную фигуру Жоржа. Улыбнувшись, он сел возле камина и жестом пригласил посетителей сесть.

— Вас хорошо охраняют, генерал, — сказал Гид де Невилль, щёлкнув по своему кружевному жабо.

— К этому меня принуждают ваши принцы, — тихо возразил Бонапарт. — Но что вы имеете передать мне от них?

— Не находите ли вы, генерал, — начал Гид де Невилль, — что Франция достаточно настрадалась от революции и что настало время восстановить порядок?

— Этим я и занят с помощью всех благонамеренных граждан. Но вы, господа, создаёте большие препятствия делу, которое мы предприняли. Усмирение Вандеи и недавно подписанное перемирие дало стране возможность вздохнуть свободно. Но шайки в Нормандии ещё не усмирены и партизаны господина Фротте ещё рыщут по полям. Что нужно сделать, чтобы обеспечить мир? Вы знаете, что я не привык просить помощи за границей.

— Вы великий полководец, и мы преклоняемся перед вашей славой, генерал. Но наши принцы принадлежат к знаменитому роду, который собрал, увеличил и прославил Францию. Что же вы намерены сделать для них?

— Чего они желают?

Кадудаль, молчавший до сего времени и предоставлявший говорить Невиллю, вдруг выпрямился во весь свой могучий рост и, глядя прямо на первого консула, просто сказал:

— Своего трона.

— А, генерал Кадудаль, вы действуете без подходцев и идёте прямо к цели, — сказал с улыбкой Бонапарт. — Я люблю эту манеру. Но вы чересчур требовательны. Их трона? Во Франции больше нет трона. Вам это, конечно, известно.

— Можно его восстановить. Кромвель низверг трон Карла I, а Монк восстановил престол Карла II. Монк также был победоносным генералом.

— Он был рождён для того, чтобы быть подчинённым, раз он соглашался навязать себе хозяина.

Трое роялистов переглянулись.

— Должны ли мы, — серьёзным тоном спросил Гид де Невилль, — видеть в ваших словах выражение вашего тайного стремления? Итак, вы сохраняете для себя трон, который мы требуем у вас для Бурбонов?

Бонапарт вздрогнул. Он посмотрел на Гида с удивлением, как будто он был поражён тем, что тот так хорошо его понял. Он тряхнул головой. На его гладком и белом, как мрамор, лбу лежало спокойствие. Он закрыл глаза, как бы желая скрыть свой взор от собеседников, и твёрдо произнёс:

— Для чего же трон? Разве я уже не господин и так? Разве всё в