Кровь и почва - Дмитрий Старицкий

Штурмовики зачищали квартал за кварталом, вытаскивая зашхрерившихся[6] гвардейцев из, казалось бы, невозможных для укрытия человека шхер, щелей и дырок. Передавали их идущим следом трофейным командам. Пленные не сопротивлялись. Большинство в пылу бегства и оружие-то растеряли.

Всего пару раз нам в городе оказали сопротивление.

Один раз мушкетерский лейтенант, которого застали отчаянно стучащимся в дверь неказистого двухэтажного дома в глубине квартала. Когда он понял, что туда его не пустят, а штурмовики уже за спиной. Развернулся, выхватил саблю и бросился на штурмовую группу с диким криком:

— Ненавижу! — отразилось эхом от стен узкого переулка.

Согласно инструкции никто с ним в единоборство вступать не стал. Полоснули из автомата очередью поперек груди и все. Револьвер у него был, но из пустых камор барабана только воняло тухлыми яйцами. Вот так вот «с голой пяткой да на красного командира»…

Второй раз пришлось вести бой с опомнившимися мушкетерами, которые забаррикадировались с пулеметом в тесном тупиковом переулке и решили, видимо, как можно дороже продать свою шкуру.

Первыми на них напоролись наши трофейщики с летальным для себя исходом. Мушкетеры сразу скосили из пулемета семь человек. Двое оставшиеся в живых саперов побежали за подмогой.

Затем пришлось гвардейцев осторожно выкуривать, потому, как основу баррикады составляли две пулеметные двуколки, на которых перевозилось кроме самого пулемета системы «лозе» четыре тысячи патронов к нему. В лентах уже.

Отбивались они грамотно. Экономя патроны, но когда было необходимо, то и длинными очередями угощали, не подпуская к себе никого на гранатный бросок.

Пытались подогнать «артштурм» и смести им баррикаду, но он по ширине еле пролезал в этот кривоколенный переулок, да и то — только до первого поворота. По этой же причине не было возможности ни гаубицу применить, ни миномет.

И снайперу же просто негде было себе устроить позицию в этом каменном мешке.

Переговоры ничего не дали, разве что позволили приблизительно определить численность сопротивляющихся. Впрочем, в парламентеров никто из гвардейцев не стрелял. Но и переговоров они с нами долгих не вели. Нет… и все.

Добежали до меня бойцы с вечным вопросом: «что делать?». Пыл схватки уже угас. Никто из штурмовиков не хотел лишней крови. Ни своей, ни чужой.

Послал еще одного парламентера. Тот выкрикнул в рупор, что я — Кровавый Кобчик, даю им полчаса на размышление, а потом сотворю с ними «кровавую тризну». В ответ услышали только мат и хвастовство, что они не царцы, чтобы дать себя резать ножиками тупым диким горцам-овцедрюкам.

Зря они это сказали. Горцы обиделись.

Среди рецких штурмовиков нашлось четверо хороших скалолазов. Они, отобрав на соседней улице у связистов костыли для прокладки телефонного кабеля по фасадам домов, поднялись на крышу. По крышам же и прошли до этого тупика с упертыми мушкетерами. Просто и непритязательно забросали их сверху ручными гранатами. Каждый из этих альпинистов взял с собой по десятку «колотушек». Этого хватило с избытком. Двадцати мушкетеров с тремя офицерами больше не стало среди дышащих.

Как и стекол в переулке.

И целого кожуха на пулемете.

Больше никаких очагов сопротивления до самого проспекта не было. Но я приказал встать в оборону, заняв три улицы от ворот до центрального проспекта и провести зачистку. Улов оказался небольшой. Всего несколько десятков человек, практически все раненые. Тащить их в чистое поле в импровизированный концлагерь не стали. Отобрали оружие, у кого было, взяли подписку с них и с хозяев домов, что они прекращают сопротивление. В случае нарушения данного слова поручителями выступала семья их приютившая, на которую горцы навели страху, что всех, кто есть в доме, они зарежут в случае обмана.

Я понимал, что каждый час работает против меня, но захваченный кусок города оказался больше нашего горла. Тем более что небо прояснилось наполовину, что позволило все-таки прилететь дирижаблю из Тортуса и раскидать над городом листовки с императорским Манифестом.

Когда расчистили от ворот всю Ловчую улицу, я выдвинул к проспекту три пулеметные танкетки. И расставил блокпосты. Четыре поста вооружили трофейными пушками. Больше для устрашения противника, нежели действительно собрались разрушать столицу.

Отправил боевое донесение людям Моласа в кордегардию охотничьего замка и сел на пустой патронный ящик ждать нового приказа от императорского генерал-адъютанта, пока саперы вывозят трофеи и оформляют пленных.

Стоило только отправить вестового с пакетом, как гвардейские инженеры протянули к месту моей засидки полевой телефон. Однако, сервис.

Покрутил ручку. Дунул в трубку.

— Сувалки? Кобчик на проводе. Доложи обстановку вокруг города. И где тут ваши люди? Я еще ни одного из них не увидел.

Люди Моласа начали активные действия только в полдень. Все разом. Это мне стоило, наверное, клока седых волос. Сидеть практически без дела на вздёрге нервического ожидания все утро в неустойчивой конфигурации противостояния в городе. Ситуация напоминала древнюю русскую сказку о том как мужик медведя поймал, а тот его не пускает… Мне бы еще пару батальонов под руку. Простой пехоты. Пусть даже слабо обученной. На посты и блоки поставить. Пометить место.

А тут еще Бисер настойчиво попросил не занимать императорский дворец в Старом городе, дабы не попортить при его штурме дорогой декор. По мнению императора, инсургенты уже проиграли. Время работает против них. Фельдмаршал наступает и уже взял пару полустанков на столичной ветке железной дороги. В конце концов, приказано было ждать выступления людей Моласа и поддержать их всеми силами.

Без дела, конечно, я не сидел. Укрепил и усилил периметр занятого района. Убрал из столицы всех пленных и ненужные в текущем противостоянии трофеи.

Расширились еще на две улицы. Штурмовые группы прочесали все домовладения в подконтрольном районе на предмет укрывательства мятежников. Несколько домов пришлось брать штурмом, после чего их хозяев расстреливать на их же дворах у ближайшей стенки. По какой причине они оказали вооруженное сопротивление я не заморачивался. Не моя епархия. Достаточно было самого факта.

Расстрельные команды набирались из штрафников. Ничего… даже устных возражений не услыхал от них, что аристократам работать палачами невместно. Может, и морщились внутри себя, но вида не показывали.

Бронетехника в городе была только та, которая имела бронированные крыши. И к каждой машине было прикреплена штурмовая группа, усиленная отделением гранатометчиков с большим запасом «колотушек» внутри брони.

Подо мной к полудню была всего одна восьмая часть города и не самые стратегические кварталы. Вокзал с телеграфом, телефонная станция и оба моста через реку были если не в руках, то на территории формально занятой мятежной гвардией.