Кровь и почва - Дмитрий Старицкий

Распорядился о вооруженном сопровождении телефонных барышень, тем, кто жили недалеко от станции, чтобы проводили и оберегли их штурмовики по дороге от неприятных оказий. И распустил всех девиц с извинениями по домам. Тех, что квартировали в других концах города, подруги забрали с собой на временный постой. Враг и так знает, что телефонная станция нами захвачена. Чего тогда баб тут у стенки на ногах держать часами? Уши греть им ненужной в быту информацией? Корми их еще, когда у самих питание, как следует, не налажено. Да и туалет тут не резиновый, никак не рассчитанный на два комплекта операторов. А первый этаж мятежники в мелкую крошку успели покоцать ручными гранатами. В том числе и унитаз чугунный раскололи.

К вечеру вся западная часть города до реки была в моих руках. Треть столицы.

Потери при этом понесли невеликие. Как мы, так и мятежники. Те, стоило им заслышать лязг гусениц по брусчатке, бросали свои спешно выстроенные из всякого мусора баррикады и растворялись переулками. Танкобоязнь развивалась по возрастающей экспоненте. Да и свои же приданные солдаты из новых, присланные уже днем ко мне императором, старались держаться от бронеходов подальше, потому как по дороге в город от Охотничьего замка сами полюбовались на размазанный по брусчатке «гвардейский фарш».

Да и не так много сил у мятежников было на этом берегу реки. Так… завеса. Основные силы Тортфорта были на востоке города. Фельдмаршала мятежный граф боялся больше чем меня со всей моей бронетехникой, чего не сказать о рядовых гвардейцах, среди которых «солдатский телеграф» работал быстрее, чем проводной. А у страха глаза велики. Тем более у страха неизведанного, но тем не меньше ужасающего зла.

Между нами легла полутора сот метровая в ширине своей лента глубокой реки с тонким льдом и всего два моста. Все перевозчики еще осенью поставили свои ялики на прикол и попрятались по домам.

Обо всем этом я доложил по Моласу по полевому телефону. Предложил ночной штурм мостов под прикрытием бронетехники, но был остановлен.

— Не зарывайся, Савва. Не вражеский город берем на шпагу. Чем меньше в городе будет разрушений, тем лучше для нас.

— Теряем темп, экселенц, — настаивал я.

— Этого не бойся. Территория мятежников и так усыхает как выкинутая на пляж медуза на солнце. Сама по себе. Завтра подойдет Бьеркфорт со своими передовыми полками и будет легче. Фельдмаршалу остался всего один дневной переход до вокзала. Если пешком идти будет. Ты мне лучше другое скажи… Ты молодой, глазастый. Не заметил ли чего странного?

— Заметил, экселенц, — тут же ответил я. — Очень много пулеметов системы «лозе» у мятежников. Намного больше штатной численности. Это только те, что попали к нам трофеем. Тяжелые они, тикать с ними неудобно. Вот и бросают их инсургенты.

— Что ты хочешь этим сказать? Конкурента топишь?

— Ничего особого, экселенц. Просто констатирую странный факт. Как там Ремидий?

— Крепкий старик. Очнулся и первый его вопрос был о тебе. Цени.

— Ценю. Его надо домой отвезти. Там климат для выздоравливающего лучше.

— Очистим столицу от мятежников тогда сам и увезешь. Устраивает тебя так?

— Лучше всего.

— Тогда оставайся на месте. Менять командование сейчас глупое дело. У тебя и так хорошо получается. Выспись ночью, как следует, завтра тяжелый день будет.

Повесил трубку на рычаг и усмехнулся. Дело ясное, что дело темное… Темнит что-то Молас.

Посмотрел в любопытствующие глаза лейтенанта Форша и сказал.

— Батареи в телефонах поменяйте, садятся. Будут меня искать я в своей городской резиденции. Координатором на хозяйстве здесь остаетесь вы, лейтенант. Связь должна быть бесперебойной.

Вздохнул. Подумал немного и спросил.

— Что интересного записали ваши «слухачи» из телефонных разговоров?

Небо обложило тяжелыми облаками и снова сверху полетели «белые мухи», и мне показалось довольно странным, что раненая лопатка у меня всегда нестерпимо болит перед дождем и никогда перед снегопадом, хотя если вдуматься, то это явления одного порядка. Осадки. Вода с неба.

Впрочем, снег как-то приятней дождя вообще. И физически, не говоря уже об эстетике. Хотелось расслабиться и созерцать снегопад. Но расслабляться не давала фраза Моласа «о странном». Так что прежде чем попасть на место ночлега я объехал на БРЭМ посты по периметру и задал там всем караульным один и тот же вопрос «о странном». Никто ничего особо странного не узрел и наблюдениями меня не обогатил. Но совесть моя стала чиста. Поручение я выполнил.

Полюбовался на красивые речные мосты в чугунных кружевах и гранитные набережные, в шапках свежего снега. Прикинул, что именно ночью их вполне можно было взять с помощью бронетехники «на рывок», так как пушек там у мятежников не стояло. Но у командования свои тараканы по мозговым извилинам бегают и расчеты у них не только боевые, но и политические, о которых я совсем не осведомлен.

В графском особняке меня ждал остывший ужин и хозяйка с претензиями.

Хозяйка…

Здравствуй, хозяйка…

Вот уж не ждал, не гадал.

— Раз вас видеть, баронесса, — кивнул я ей, снимая куртку бронемастера (комбинезон я снял еще раньше, покидая машину) и бросая ее на руки Ягра. — Не разделите ли со мной вечернюю трапезу? Я только переоденусь к ужину с вашего позволения.

Баронесса Тортфорт в глухом темно-вишневом панбархатном платье, блеснув при свете трех газовых рожков хрустальной люстры рубинами длинных серег, кивнула в согласии, и присела за стол, ожидая меня. Эта холеная женщина очень мало напоминала мне уставшую сестру милосердия из санитарного поезда с ее огрубевшими руками. Но была также красива. И если красота моей жены ясная, чарующая и веселая, то красота баронессы несла заряд, остро будоражащий мужское половое чувство с некоторым трагическим надрывом, заставляя оборачиваться на ходу и стоять соляным столбом.

Умывшись и переодевшись в парадную форму воздухоплавателя со всеми орденами и золотым аксельбантом императорского флигель-адъютанта (оказывается, я тщеславен), вернулся в холл, где накрыли к ужину, и опустился на стул напротив хозяйки за накрытым столом.

Баронесса вскинула на меня пронзительный взгляд. Очень недовольный.

— Вы разочаровали меня, барон, — сказала она, когда слуга налил ей в бокал рубинового вина, и она сделала первый микроскопический глоток. Одобрила и отпустила слугу легким жестом руки.

— Чем же? — удивился я. — Вам нужен был герой. Разве имперский рыцарь не подходит под это определение?

Ответила она не сразу. Дождалась пока слуга совсем не вышел из комнаты. Затем сказала злыми фразами.

— Я думала, что мешаю свою старую загнившую графскую кровь со свежим народным источником, а оказалось что с таким же бароном-вырожденцем, как и мой муж. Никакого обновления крови в моем сыне не произошло. Этим я и разочарована. Зачем вы прикидывались человеком из народа? Там, в санитарном поезде?