Погоня - Фернандо Акунья

они не осознали до конца, насколько серьезно то, что с ними произошло. Наконец профессор Анго прохрипел:

— Если за сорок восемь часов мне не удастся сбросить с себя эту кожу, я прикажу моим крокодилам уничтожить всех людей на земле — иначе бывший премьер Бонго и его партия превратят меня в посмешище!

Двое суток ожидания тянулись бесконечно долго и не принесли никаких плодов — только вызвали у людей, ставших крокодилами, ненужные волнения и надежды. По истечении сорока восьми часов вождь Анго вызвал к развалинам столь дорогой его сердцу лаборатории свою армию крокодилов.

Ну и удивились же крокодилы, когда увидели говорящих собратьев! Но в полную растерянность пришли они, когда огромный крокодил заревел хорошо знакомым им тоном профессора Анго:

— Господилы и господилицы! Я принял решение: все люди должны быть стерты с лица земли. Приступаем сейчас же! Уничтожив их, мы заживем наконец мирной жизнью. Вперед! Пощады не давать никому!

Грарр! Хасп! Грарр! Хасп!

Томас Сальвадор. МАРСУФ НА ПЛАНЕТЕ СПИРЕО

Хотя Марсуф был слепой, участники любой космической экспедиции радовались, когда он летел вместе с ними. И вот как-то раз, вернувшись на Землю, Марсуф услышал, что очень перспективна область звезды, известной под названием Спирео: по орбитам вокруг нее движутся двенадцать планет, и одна из них очень напоминает Землю. Прошло девять месяцев, и Марсуф прибыл на исследовательском корабле “Кенгуру” к этой еще почти не исследованной планетной системе.

Девять планет из двенадцати отсеяли сразу: одни были сплошь покрыты действующими вулканами, на других температура поверхности была такая низкая, что там не могла бы существовать никакая жизнь; но десятая планета, где и стоял сейчас с плотно задраенными люками корабль, и вправду оказалась иной.

Спирео-10, или просто Спирео, как уже окрестили эту планету, по величине была примерно такой же, как Земля: ее диаметр на экваторе равнялся приблизительно тринадцати тысячам километров. Вокруг своей оси она вращалась медленнее и от своего солнца отстояла дальше, чем Земля; день здесь длился пятьдесят часов, и столько же длилась ночь.

Итак, “Кенгуру”, корабль длиной почти в двести метров, стоял вертикально на равнине, которую капитан Джеймс Лорито счел лучшим местом для посадки. Равнина была абсолютно гладкая и, судя по всему, не таила в себе никаких опасностей. Километрах в ста от корабля начиналась горная цепь с очень высокими, в тридцать тысяч метров вершинами, а с противоположной стороны, но гораздо ближе, чем горная цепь, зеленел лес и поблескивала река. Марсуф внимательно слушал описание ландшафта.

Равнину покрывал ковер блекло-желтых растений, похожих на земные папоротники и карликовые деревья; растительность эту отличало многообразие видов. Мириады насекомых где-то прятались большую часть дня, но бесконечными вечерами целые облака их носились в воздухе. Растения, похожие на папоротник в метр высотой, были густые, но мягкие. Когда дул ветер, по ним пробегали волны, и это было очень красиво.

На синем небе светило с расстояния в пятьсот миллионов километров бледно-лиловое солнце этой системы; его обрамляла бахрома длинных протуберанцев, и ученые говорили, что излучение этой звезды может вызывать опасные ожоги. Кое-где, совсем низко, над поверхностью планеты плавали облака, и из них три раза в день шел теплый дождь. Звукоуловители фиксировали множество разных шумов, но не было и намека на то, что хоть один из них своим происхождением обязан разумной форме жизни.

Марсуф подробно расспрашивал обо всем, что было видно на планете, однако о звуках не спрашивал ничего: его необычайно острый слух улавливал оттенки, которых приборы различить не могли. За свою жизнь он побывал на многих мирах, и в голове у него хранился целый архив звуков. Среди миров, которые ему довелось узнать, были безмолвные, скованные льдом, где жизнь так и не появилась или уже угасла; были миры, кишащие жизнью, плодородные и жестокие, где царил закон джунглей; миры вулканические, сотрясаемые все время взрывами; миры, наконец, покрытые кипящей водой.

Равнина на этой планете, хотя знал он о ней только по устным описаниям, Марсуфу нравилась. Похоже, она мало чем отличалась от степей и пампасов матери-Земли. Марсуфу не терпелось выйти из корабля.

Наконец капитан Лорито сказал:

— Завтра после полудня я посылаю на поверхность три исследовательские группы: одну — на равнину, вторую — в горы, третью — к лесу. А в двадцати километрах отсюда мы создадим базу. Ты останешься там со мной. Группы будут связываться с базой по видео каждые десять ча­сов. Так что оставаться на базе — это все равно что быть со всеми тремя группами одновременно.

— Что показывают наблюдения?

— Что хотя здесь много разной живности, среди нее нет, по-видимому, крупной, такой, что представляла бы для нас опасность. Сам факт, что большая и плодородная равнина не заселена разумными существами, говорит о том, что таковых, по-видимому, на планете просто-напросто нет. Воздух местный для нас пригоден, только каждые десять часов нам придется приводить кровь в норму таблеткой эолоцина. От солнца могут быть ожоги, но не очень сильные, если покрывать кожу специальным кремом.

— Ладно, буду с тобой на базе. Только не держи меня на привязи. Я хочу побродить один.

— Броди сколько душе угодно, но носи с собой видео.

— Договорились.

И на следующий день в планетоходах на воздушной подушке исследовательские группы отправились выполнять каждая свое задание. Предполагалось, что группы, часто останавливаясь, будут исследовать местность, картографировать ее, делать трехмерные фотоснимки и через пятнадцать дней вернутся. В каждой группе было четверо ученых и четыре человека охраны. Двадцать человек, не считая Марсуфа и капитана, оставались на базе.

Транспорт на воздушной подушке очень подходит для исследования многих новооткрытых планет, однако Марсуф предпочитал исследовать планеты, передвигаясь пешком.

Когда они выбрали для базы место, капитан приказал выжечь всю растительность в радиусе нескольких сот метров, и только после этого начали ставить палатки и размещать на территории базы приборы для наблюдений. Все были заняты, кроме слепого Марсуфа, и он незаметно вышел с территории базы.

Чувствовал он себя прекрасно. Хотя глаза его различали только свет и темноту, а предметов не видели, осязание, обоняние и слух были у Марсуфа великолепные. Ступит в одну сторону, в другую, наклонится, нащупает небольшое растение, вырвет из грунта, понюхает — так постепенно у него складывалось представление о планете. Когда бросался прочь какой-нибудь маленький зверек, чувства Марсуфа точно указывали ему направление, по которому тот бежит. Что до насекомых, то они все время ударялись о его лицо, но Марсуф от них даже не