Когда луна окрасится в алый - Анна Кей

заботы о молодом и буйном Тетсуе он взял на себя, к огромному облегчению большей части деревни и тем более – тетки по отцовской линии, которая и без него имела четверых детей.

Около года пытались найти они общий язык, чтобы хоть как-то поладить. Тетсуя был озлобленным и жаждал мести за смерть семьи; старик же утверждал, что Тетсуя скорее сам сгинет в поисках, чем найдет виновных. В итоге долгим путем проб и ошибок, преодолевая недопонимание, Ясуо все же смог расположить к себе мальца. Ясуо учил его гончарному делу, и Тетсуя старался, пусть и получалось у него с трудом. Но однажды Тетсуя встретил на рынке ронина. С тех пор глина была позабыта, а в голове Тетсуи поселилось желание овладеть клинком.

В конце концов, от жажды мести он так и не отказался.

Ронин производил впечатление человека отчужденного, неприветливого и сначала остался глух к просьбе вспыльчивого мальчишки, но после недолгих размышлений изменил свое решение. Первые уроки оказались слишком сложными для Тетсуи: меч, пусть и деревянный, был неудобным и тяжелым из-за вбитой в клинок металлической пластины, стойки – неуверенными, а тренировки на выносливость выматывали больше, чем работа в поле. И так продолжалось изо дня в день. Примерно спустя месяц Тетсуя хотел уже бросить начатое. Близился цую[43], а это значило, что наступало время второго посева риса. С рассветом Тетсуя шел на поле, где работал с Ясуо, вечером брел к самураю и до поздней ночи тренировал махи мечом, чтобы на следующий день все повторить сначала.

Прошел еще месяц, а Тетсуя так и не оставил занятия. Рис был высажен, сезон дождей в этом году обещал затянуться, рынок работал с перебоями, и никто не мешал Тетсуе заниматься полюбившимся делом. Он знал, что большинство сиракавцев осуждали его за нехарактерный для местных интерес к владению клинком. Только Ясуо качал головой, но не спорил, принимая решение Тетсуи, за что тот был ему благодарен.

Ронин, имени которого никто не знал, стал известен как сенсей Тетсуи. Отношение к нему деревенских это не изменило, они и дальше продолжали держаться с ним отстраненно, но прежнего осуждения, когда Тетсуя стал учеником, больше не было. Все смирились с положением дел. Мужчины даже порой хвалили молодого Тетсую, поощряя его желание научиться постоять за себя и защитить близких в случае необходимости.

Вот только единственный близкий человек Тетсуи скончался. Безжалостно убитый проклятой лисой.

Тетсуя сделал слишком широкий замах и едва не потерял равновесие, за что тут же получил длинным бамбуковым шестом по икрам.

– Ты должен сохранять покой во время боя. Злость застилает взор, ты перестанешь видеть возможности – и в итоге упустишь шанс провести удачную атаку, – отчитал его сенсей.

Тетсуя поморщился, но смолчал и только кивнул. Он знал это, знал! Но оказалось так сложно контролировать свою ненависть. Всем было известно, что лиса когда-то погубила нескольких сиракавцев и даже одну мико, и они ожидали, когда же ее гнилая натура вновь проявится. Но никто не знал, что кицунэ будет жестока настолько.

Сенсей недовольно поджал губы, видя, что ученик не особо проникся его словами, и предпочел закурить. Тетсуя поморщился. Страсть учителя к табаку была широко известна, но не приветствовалась в Сиракаве. Тетсуя за столько лет обучения так и не привык к удушливому дыму, что вдыхал и выдыхал сенсей.

Длинная дымная трубка – кисэру – была ловко и быстро наполнена измельченным табаком, который учитель тут же поджег, но втягивать в себя дым не торопился. Он задумчиво смотрел на Тетсую, словно не мог определиться, что ему делать со своим учеником. В итоге так ничего и не предприняв, он бросил только короткое «еще раз» и затянулся.

Тетсуя снова принял стойку и начал тренироваться. Освободиться от гнева оказалось сложно, но он пытался. Движения были медленными, но уверенными, отработка шла не на скорость, а на точность, но спустя всего несколько минут сенсей прервал занятие.

– Твои ката[44] сегодня ужасны. Мысли не с мечом, а с ненавистью. Бесполезно тебя чему-то учить. Ты был более собранным, когда пришел ко мне впервые, чем сейчас, – твердо произнес ронин, выдыхая клубы дыма.

– Сенсей, я…

– Я слышал, как ты достаешь свой клинок из ножен. Это неприемлемо.

Тетсуя стыдливо покраснел. Правильно извлекать катану он научился еще пару лет назад – не издавая ни звука, чтобы противник видел и слышал, что ты действительно талантливый воин. Но если учитель действительно различил звук удара меча среди привычного деревенского шума…

– Я прошу прощения, сенсей, – поклонился Тетсуя, опустив голову, чтобы не было видно его горящих от унижения щек.

– Тебе еще столькому учиться…

Ронин не договорил. Он удивительно резко для столь почтенного возраста встал, и взгляд его устремился куда-то вглубь Сиракавы. Тетсуя застыл в нерешительности и тревоге: поза учителя выражала готовность вступить в бой, ожидание грядущего сражения.

Время текло медленно, лениво, что совсем не соответствовало царящему напряжению. Но вот сенсей дернулся, быстро положил дымную трубку на энгаву[45] и схватился за собственный меч. Движения старика были точными, выверенными, ни единого лишнего жеста, и это только подстегнуло Тетсую еще больше. Он понятия не имел, что происходило, но если учитель выглядел напряженным, то явно что-то случилось. Сенсей оставался собран, а он, Тетсуя, даже просто откинуть эмоции не мог!

– За мной и не задавай вопросов, – отдал короткий приказ ронин.

Тетсуя коротко кивнул и устремился за уносящимся в сторону горного леса сенсеем. Тетсуя стиснул зубы. Только из-за одного существа можно было двигаться в этом направлении, а значит, в том, что произошло в деревне, виновна эта чертова кицунэ. Опять! Вот только в этот раз ей не скрыться.

Они были быстрыми. Генко едва уносила от них ноги, краем уха слыша, как пытаются не отставать от нее лисицы.

Стоило только покинуть Сиракаву, как они прекратили поддерживать самурайский облик. Каждый из демонов был почти в два раза выше Генко в ее человеческом обличье. Огромные, тот наглый малец не шел с ними ни в какое сравнение, крепкие и чудовищно сильные. Молодые деревья, которые не насчитывали еще и двух десятков лет, ломались под их ногами, подобно щепкам.

Черный хвост вильнул вправо, когда один из они кинул в лисицу валун. Генко предупреждающе зарычала, но скорость не снизила, только изменила ход движения. Место, где умер сиракавец, было уже близко, и Генко намеревалась заманить демонов туда. Где первый решил показать себя, остальные найдут свою погибель, чтобы больше ни один из них и думать не смел лезть на ее территорию.

Кицунэ ускорилась, вкладывая в лапы все силы, которые могла потратить на бег. Остальные ей понадобятся для сражения.

Оказавшись на поляне, Генко резко обернулась, тут же превращаясь в человека. Только лисьи уши остались стоять торчком, а хвосты рассыпались по земле пушистым веером. Кимоно – ярко-алое, с пионами и порхающими бабочками – обвилось вокруг ног. Кицунэ стояла с гордо поднятой головой и непроницаемым лицом. Лисицы-помощники носились вокруг поляны, беспокойно вились у ног своей госпожи, рыча и скаля мелкие, но острые зубы.

Демоны не заставили долго себя ждать. Круша деревья, они ворвались на поляну, осклабились и окинули хищными взглядами Генко, совершенно не обращая внимания на снующих повсюду лисиц и разливающуюся в воздухе густую, опасную ки.

– Выглядит аппетитно, – прорычал один из они. Набедренная повязка из лисьих шкур, что разозлило Генко еще сильнее, была настолько длинной, что почти доставала до земли, но явно не мешала движениям.

– Костлявая, как по мне, – заметил второй. Его кожа казалась особенно темной, почти багровой, обнаженный торс и крепкие руки покрывали сотни шрамов.

Последний из демонов молчал. Он казался еще более высоким, чем остальные они, в плаще, накинутом на тело, а не просто набедренной повязке. За спиной – тэцубо, руки скрещены на груди. Синяя кожа, которую можно было заметить сквозь прорези одеяния, казалась усеянной сотнями царапин пережитых битв, и это еще больше насторожило кицунэ. Большой, старый, опытный. И очень сильный, раз не позволил врагам оставить на себе их метки. Из всех троих опасаться стоило именно его.

На мгновение Генко охватил страх. Если перед ней стоял столь могущественный противник, сможет ли она его побороть? Достаточно ли будет ее лисиц и ее самой, чтобы справиться? И какая-то часть ее души опасалась, что всего этого окажется недостаточно.

Кицунэ внешне никак