Грешные удовольствия - Джессика Трапп

У Бренны сжалось сердце. Что она наделала! Она стояла слишком близко. Надо было метнуть кинжал, а не втыкать его.

К горлу подкатила тошнота, а ноги стали ватными.

Он смотрел на нее в недоумении:

— Всемогущий Бог, девчонка. Что ты сделала?!

В испуге она выскочила из комнаты и побежала по коридору.

Закон требовал, чтобы ее обвинили в измене, так же как ее отца.

Глаза Джеймса налились кровью. Он в ярости схватил жену за руку, потащил ее в спальню и швырнул на кровать. Его гордость была оскорблена и требовала отмщения, Ему даже послышался издевательский голос его отца: «Глупец! Ты слишком мягок, чтобы быть лидером. Ты недостойный сын».

Бренна упала, а Джеймс заставил себя разжать кулаки, чтобы не забить ее до смерти голыми руками.

Лезвие кинжала, которое торчало у него в груди, вибрировало, причиняя невыносимую боль. Он сделал глубокий вдох и отвел взгляд от девушки, чтобы не поддаться соблазну прямо сейчас обернуть этот кинжал против нее.

Резким движением он выдернул кинжал. По лезвию, а потом и по груди полилась кровь.

Девушка встала на колени прямо на кровати. Ее пальцы дрожали, но она смотрела на него с не меньшей яростью, чем он на нее.

Джеймс между тем решил, что пора сосредоточиться на своем долге перед королем.

«Молокосос». Отец опять его поддразнивал, обращаясь к той темной части его души, которая требовала немедленно перерезать ей горло, не задумываясь о последствиях. Пусть люди злословят, обвиняя его в том, что он убил свою невесту.

Усилием воли он заглушил голос отца. Ярость — это не самый лучший способ служить своей стране. Однако в сердцах его солдат поселится недоверие, если они решат, что Монтгомери не смог справиться с собственной женой. Он станет посмешищем армии, из Покорителя превратится в подкаблучника.

Он разжал руку, и кинжал упал на пол. А Джеймс медленными, нарочито размеренными движениями стал натягивать лосины, размышляя о том, что делать дальше. Ему казалось, что записка, в которой невеста приглашала его в их замок, была подсказана ее отцом. Теперь же понял, что и она была одним из ключевых игроков в заговоре против короля.

Если он привезет ее в Лондон, король прикажет ее пытать. Возможно даже, что ее бросят на растерзание солдатам. «Отдай ее своим людям, — подсказывал ему отец, — только слабак может позволить врагу умереть быстрой смертью».

Нет. Этого он не допустит.

Он расправится с ней здесь… Но не в спальне, иначе люди в этом замке, да и все мятежники Англии, сделают из нее жертву.

Приняв решение, он протянул руку к кровати. Бренна отползла назад, при этом ее огромное свадебное платье обмоталось вокруг ее тела.

Она опять не подчинилась, и ярость вспыхнула в нем с новой силой, затуманив сознание.

— Слезай с этой чертовой кровати, или я убью тебя прямо сейчас.

Жилка на шее Бренны бешено колотилась, но она, не отводя от него полного ненависти взгляда, не сдвинулась с места.

Он отступит. Он не поддастся ярости. Он выйдет во двор. А за измену расправится потом.

«Молокосос», — снова услышал он насмешливый голос отца.

Бренна настороженно наблюдала за тем, как Монтгомери застегивает пряжку кожаного пояса и обувает сапоги. Может, закричать? Или броситься на него с кулаками? Или бежать? Она чувствовала себя как собака, которую загнали в конуру.

— Что вы собираетесь сделать со мн…

Бренна похолодела, а слова застряли в горле, когда он встал и взглянул на нее. Его глаза уже не были голубыми.

Они были стального цвета, а в левом глазу светилось какое-то красное пятнышко.

Это был решительный взгляд. И мстительный.

Она поняла, что жизнь ее кончена. Возможно, он и не пырнет ее кинжалом, но все равно так или иначе казнит.

Это было его право, право Покорителя.

Ее охватила паника. Бренна вспомнила предупреждение Гвинет — он убил свою первую жену.

Она посмотрела на дверь, на окна, на гардероб, судорожно соображая, как сбежать. Грудь сжало так, что она почти не могла дышать. Ее загнали в угол. Бежать некуда.

— Твоя игра проиграна, — сказал он, словно прочитав ее мысли. Его рот был упрямо сжат. Он сделал шаг к кровати.

Не дав себе времени подумать, она ринулась вперед, чтобы бежать — бежать мимо него, бежать куда-нибудь, только не оставаться здесь. Но он, словно ожидая этого, схватил ее и приподнял так, что они оказались нос к носу.

— С этой минуты и до того момента, когда тебе отрубят голову, ты будешь получать по три удара плетью за каждую дерзость, которую ты себе позволишь. — Уголки его губ дергались, будто он еле сдерживал себя, чтобы не ударить ее. Будто боялся, что, если начнет ее бить, не сможет остановиться. — Я могу приказать содрать с тебя кожу и оставить умирать от ран, а могу покончить с тобой одним ударом топора по твоей шее.

У Бренны начали дрожать колени. В ее воображении холодный металл топора впивался ей в шею. Однако с показной храбростью, которой не было и в помине, она расправила плечи.

— Я не раскаиваюсь в том, что сделала.

— Будешь бита три раза.

Она разозлилась и вздернула подбородок.

— Делайте со мной что хотите, вам меня не запугать.

Он так сжал ее руку, что ей стало больно.

— Если тебе все равно, что будет с тобой, я могу приказать содрать кожу и с твоих сестер.

Горячие слезы хлынули из глаз Бренны, но прежде чем она успела подумать, что ответить, Монтгомери перекинул ее через плечо. Комната поплыла перед глазами. Его запах, который совсем недавно пьянил, сейчас ее напугал.

— Отпустите меня!

— Нет.

Она стала бить его кулаками по спине.

— Будешь бита шесть раз.

Она замерла. Нет смысла так глупо вести себя. Она встретит смерть достойно.

Монтгомери вышел из спальни и зашагал по коридору. Если рана, нанесенная ею, и беспокоила, его движения оставались твердыми и четкими.

Когда он спускался по лестнице, навстречу попался один из его людей.

Она вся сжалась от стыда, что ее увидят в таком неприличном положении.

— Милорд?

Мужчина был высокого роста, с толстыми руками и ногами, уродливым кривым носом и глубокой складкой между бровями. Он увидел кровоточащую рану на груди Монтгомери, молча кивнул и пошел вслед за ними. Словно тоже понимал, что должно произойти.

Монтгомери вышел во двор. Бренну ослепил солнечный свет. Она опустила голову, натянув на лицо расшитую жемчужинами вуаль, но постаралась все же что-то из-под нее увидеть.