Повесть Живое сердце - Рей Милтон

приговорил себя. Один из полицейских открыл огонь. Очень печально, что именно мне пришлось сообщить вам о гибели моего сына».

Последние слова будто током пробили все тело, тем самым парализовав его, письмо тихо упало на пол. Уронив голову на руки Джек попытался вновь овладеть собой, но ничего не вышло. Пустота размером с черную дыру поселилась в его душе. «бедная девочка, что я ей скажу? Бедный мальчик, что я натворил?». Так он просидел не двигаясь, а внутри бушевала буря, которая уничтожала. Наконец через несколько минут Джек все-таки встал из-за стола, и подняв письмо сложил его в карман, далее достав из по старой полки большой чемодан принялся складывать свои вещи. Наскоро, собрав только самое нужное он вышел из места, которое так долго служило ему домом, и закрыв за собой дверь зашагал прочь к подземному проходу. Зеленый листок цветка любопытно выглядывал из пакета, заметив это он получше прикрыл его грязной промасленной тряпкой.

Альбус сидел на улице, ожидая Джека. В его душе теплилась слабая надежда что вот-вот из-за леса появится образ серого мальчика в сопровождении Великана — механика. Но день клонился к закату, а из леса никто не выходил, лишь птицы шуршали у кронов деревьев, заставляя каждый раз со жгучей надеждой глядеть вперед.

— Эх — вздохнул, вставая со скамейки Альбус по привычке отряхнул штаны и бросил последний, печальный взгляд в сторону леса и вошел домой. Вечер не был противно душным, теперь он отдавал свежей прохладой, которая змеей проползала в дом. Ночь темной вуалью опустилась на землю, на небе игриво мерцали звезды, ветер легонько шелестел листья, из кухни доносился дивный аромат. Альбус, держа в руке сигарету вернулся на свой пост. Воздух заметно похолодел, черкнув спичкой он резко поднес ее к сигарете прикрыв рукой от сквозняка. Оранжевая точка света появилась на его губах. Взмахнув рукой, он потушил спичку и бросил под ноги и в этот миг подняв голову, он увидел шагающую впереди громадную тень с тяжелой ношей не только в руках, но и в душе. Сделав пару шагов навстречу, он остановился, ожидая Джека.

— Ну? — в голосе была слышна надежда, надежда, которой не было в глазах, ибо себя не обманешь. Вопрос был лишним: весь вид Джека и дал ему ответ. Джек же вынул из кармана клочок бумажки и протянул Альбусу. Зрачки быстро перебегали со строчки на строчку, жадно поглощая слова на листе и вот дрожь во взгляде, и он замер…замер, больше не перебегая на следующую строчку. Медленно подняв голову, он взглянул на Джека, но тот стоял, опустив голову.

— Неужели это правда? …не…Я не могу в это поверить — он переводил взгляд с листа на Джека и обратно.

— Я написал письмо его матери, что помогу ему выбраться где бы он не был, а в ответ пришло лишь это, и я решил, что больше не смогу жить там — Альбус взглянул на крепко стиснутую в руке ручку чемодана.

— Пойдем в дом.

— Я бы постоял на свежем воздухе. — Джек опустился на скамейку у дома, а Альбус войдя на кухню положил письмо на край стола, а сам поставил греться чайник на плиту. Как только чайник свистнул он разлил кипяток по чашкам, пар от которых медленно поднимался наверх постепенно растворяясь. Они долго просидели на улице практически молча, лишь задаваясь вопросом, что сказать девочке, не подозревая о том, что она, услышав тяжелые шаги Джека проскользнула на кухню, только она хотела выглянуть во двор как вдруг ее взгляд привлек кусок бумаги на краю стола. Взяв его в руки, она принялась читать. В ее руке серое письмо приняло белый цвет и черные буквы как черная тень нависли над ней страшным приговором. Дойдя до последней строчки глаза ее замерли, разум окутала пелена тумана, вокруг не было слышно ничего кроме стука собственного сердца, кровь бешено пульсировала в висках отдаваясь ноющей болью, вздохи стали резкими и короткими. Наконец слезы вырвались наружу, а вместе с ним и ужасный разрывающий сердце крик. Затем тишина… А после раздался хруст похожий на хруст стекла. Когда Джек и Альбус вбежали на кухню Гелия сидела на полу, в ее руке был стиснут серый клочок зловещего письма, Альбус подошел к дочери и заметил, что сердце ее покрывала ветвь трещин, а свет, который горел ярче других постепенно угасал, пока от него не осталась лишь слабая точка в центе.

— Это же не правда? Скажи, что это не правда.

— Мне жаль, девочка. — Джек так и не смог поднять глаза, чтобы посмотреть на Гелию, которая задыхалась в слезах. Взглянув на отца, по его лицу она узнала ответ еще даже на не заданный ею вопрос. Все так же крепко сжимая в руке листок она выбежала прочь, и бежала до тех пор, пока ноги не начали ныть от боли и дрожь не пробрала их. Она остановилась на высокой поляне, на той, где еще совсем недавно сидела с Мамукой. Поляна, накрытая светом луны, в тишине ворошила память девочки. Трава волнами, медленно танцевала под порывами ветра, где-то в дали кричала ночная птица. Внутри все сжималось от жгучей боли и беспомощности. Тишина угнетающе действовала в данный момент, надавливая со всех сторон. «если б он не встретил меня…»

— Девочка!

— Гелия! — звон голосов доносился совсем рядом, и вот уже перед ней вырос образ великана — Джека. Он медленно опустился перед ней на колени.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, но это не так, твоей вины в том нет, напротив, благодаря тебе он смог ощутить жизнь, прочувствовать ее хоть и на короткий миг, ведь это важно. Без тебя он бы так и существовал серым пятном всю жизнь, а тут ты показала ему целый мир. — тихие всхлипы разбитого сердца наполнили вновь образовавшуюся тишину.

глава 5. Разбитое сердце.

Дни сменялись неделями, а недели месяцами, за окном стоял январь. За это время произошли кое-какие изменения: глаза Гелии, некогда лучившиеся огнем и светом, обрели теперь серый цвет. Все что было ей раньше дорого и важно теперь утратило цену. Она все чаще старалась быть одна. Однажды во время ее очередной прогулки ее нашел Джек. Она сидела у самой стены, у того прохода, который теперь был накрепко залатан цементом. Услышав грузные шаги, она обернулась. Джек шагал к ней по сырой земле, укутанный в шарф и пальто.

— Здравствуйте, дядя Джек. — вздохнула она.

— Привет девочка.

— Что ж вы меня по имени не называете?

— Да мне