Сид Кампеадор - Рамон Менендес Пидаль

Перенесемся на четыре года после окончания неудачного похода Эбля и Гуго Простодушного. В распре, которую вызвал недавний декрет папы, направленный против светской инвеституры епископов,19 только что миновал один из самых ярких моментов, когда германский император пошел на временное унижение — речь идет о знаменитой встрече в Каноссе. Теперь Григорий VII вернулся к испанскому вопросу; Гуго Простодушный к тому времени уже покинул понтифика, примкнув к мятежникам Вормсского собора.20 28 июня 1077 г. папа обратился напрямую к королям, графам и прочим государям Испании, доводя до их сведения то, что четыре года назад уже было провозглашено во Франции: «Хочу известить вас, — писал он, — что королевство Испания, согласно старинным установлениям (о подложном Константиновом даре впрямую не говорится), было передано святому Петру и святой римской Церкви в управление и владение. По причине как сарацинского нашествия, так и небрежения моих предшественников служение святому Петру, обычное следствие таковой передачи, в Испании прекратилось, и сама память о его правах была утрачена. Теперь, когда вы отобрали у неверных свои земли обратно, даю вам знать: негоже, чтобы из-за моего молчания или вашего неведения Церковь теряла свое право. Что надлежит вам делать, судите сами, взыскуя своего спасения и памятуя о своей христианской вере».

Альфонс — император всей Испании

Понятно, что Альфонс VI не мог допустить, чтобы Испания стала патримонием святого Петра; пока что он отказался платить чинш, который уже платили король Арагона, граф Бесалу и другие европейские князья, а Арагон и Португалия будут платить еще в XIII веке. Более того, он тогда же начал активно упоминать о старинном императорском сане, причитавшемся ему как королю Леона; при этом он не довольствовался по-прежнему, как его отец Фернандо I, тем, чтобы его лишь именовали императором, а сам стал использовать этот титул и включать его во все свои грамоты с того самого 1077 г., когда Григорий VII сообщил Испании о притязаниях, заявленных четыре года назад; притом избранный Альфонсом титул был более определенным, чем у предшественников, словно он намеренно пресекал притязания церкви: «Я, Альфонс, император всей Испании». В то время впервые было ясно осознано все значение имперской идеи, значение того факта, что она распространяется как на всю христианскую Испанию, так и на ее неосвобожденные от мусульман земли. Со своей стороны, другие королевства полуострова вынуждены были, как делали это издревле, признать иерархическое верховенство короля Леона; так, некоторые арагонские грамоты имеют следующую датировку: «В царствование благочестивого государя короля Санчо в Арагоне и Памплоне; в царствование государя императора Альфонса в Леоне»; это превосходство в свою очередь отмечали и арабские историки, объясняя, что Альфонс VI «пользовался титулом imperator, что означает „царь царей"». Через несколько лет Альфонс сделал особый упор на таком толковании, объявив себя «императором, поставленным над всеми народами Испании (constitutes imperator super omnes Hispaniae nationes)».

Сид и национальный протест

Притязания Григория VII должны были всколыхнуть национальное чувство испанцев, побудить их выразить протест и в других формах, кроме принятия Альфонсом нового императорского титула. О других, более непосредственных формах неприятия папских претензий вспоминали хуглары, народные источники информации, и сообщили о них нам, хотя и исказив в ходе передачи. Еще через сто тридцать лет после смерти Сила, как сообщает нам епископ Туйский, была очень распространена традиционная хутларская песня, вновь упомянутая в «Хронике 1344 года» и в поэме «Юность Родриго». Согласно этому рассказу, папа, германский император и французский король потребовали от испанского короля дани, угрожая устроить против него крестовый поход (воспоминание об Эбле де Руси); именно Родриго Диас посоветовал не подчиняться папе и ответить, что Реконкиста — дело испанцев, а не иностранцев; наконец, он возглавил сопротивление и напал на Францию. В поэме «Юность Родриго» Руй Диас вызывающе обращается к папе и германскому императору:

Так простонародные поэты Испании ответили на стих латино-итальянского поэта «почтительно покорится вам могучая Иберия».

И это единственный дошедший до нас невнятный, но определенный отголосок той реакции, которую вызвали в Испании как французский поход 1073 г., порожденный желанием папы отвоевать Испанию, так и послание 1077 г., в котором Григорий VII провозглашал свои суверенные права на испанские королевства. Официальные хроники того времени не говорят ни слова ни о походе Эбля, ни о поползновениях папы; тогдашними политическими проблемами были озабочены одни хуглары.

Зато в этих латинских, то есть церковных, хрониках осталась память о протесте националистического характера против другого требования папы — о службе по римскому обряду, меньше волновавшего народ, но ближе касавшегося национального духовенства, которое и писало хроники. Из записей хронистов-клириков мы знаем, что в 1077–1078 гг., несмотря на сильное сопротивление, в королевствах Леон и Кастилия был принят римский обряд. В те же годы Альфонс VI принял императорский титул.

В то же время, когда Альфонс стал титуловать себя «императором всей Испании», он решил сделать более эффективной свою власть над таифскими мавританскими эмиратами.

Отец Мутамида Севильского платил дань Фернандо I. Мутамид платил ее Альфонсу, и тот ежегодно отправлял в Севилью посольство, чтобы забрать эту дань. Именно для этого он к концу 1079 г. послал Родриго Диаса. Император в то время провел ряд походов против эмира Бадахоса и Толедо, но, насколько нам известно, не дал в них развернуться военному гению Сида. Ему было не по душе использовать своего крупного вассала в иных качествах, кроме судьи и посла.

Родриго де Бивар прибыл в Севилью не в лучшее время. Мутамиду в этот момент грозила опасность со стороны его врага Абдаллаха Музаффара, эмира Гранады.

Мутамид и Абдаллах были наследственными врагами, и их вражда носила этнический характер. Севильские Бени-Аббады были йеменскими арабами, прибывшими в Испанию в 741 г. и целиком испанизированными, тогда как гранадские Зириды были потомками берберских племен, недавно перешедших под руку сына Альмансора, а отношения между Аббадидами и берберами всегда были очень враждебными. Этническую ненависть усиливало культурное неравенство. Зириды, чьим родным языком был берберский, плохо понимали литературный арабский язык и оставались в значительной мере чужды исламской культуре; в Гранадском дворце не принимали ученых, литераторов и певцов. Напротив, Мутамид Севильский был превосходным поэтом, и благодаря щедрости эмира его литературный двор блистал среди прочих. Поэтом был первый министр Севильи, незаурядной поэтессой — любимая жена Мутамида, султанша Румайкия, прославившаяся своими стихотворными импровизациями в местах отдыха на берегах Гвадалквивира, импровизациями, которыми она завоевала сердце монарха, и еще более прославившаяся безудержными и несуразными причудами, подвергавшими суровым испытаниям любовную галантность и изобретательную щедрость любящего супруга, как сообщает нам наш дон Хуан Мануэль.