Города Красной Ночи - Уильям Сьюард Берроуз

– Я хочу снова нанять вас, мистер Снайд. Найти убийцу моего сына.

– Делается всё возможное, мистер Грин. Греческая полиция работает весьма эффективно.

– Мы доверяем вам больше.

– Я возвращаюсь в Нью-Йорк через несколько дней. Свяжусь с вами, как только прибуду.

След был, как минимум, месячной данности. Я не сомневался, что убийца или убийцы уже давно не в Греции. Нет смысла задерживаться здесь. Но было кое-что еще, что надо было выяснить на обратном пути.

Я останавливаюсь проездом в Лондоне. Здесь есть кое-кто, кого я хочу повидать, если смогу его найти без особенных неприятностей. Это может избавить меня от дополнительной поездки в Танжер.

Я нахожу его в гей-баре под названием «Амиго». Он опрятно одет, у него ухоженная борода и проворные глаза. Арабы говорят, что у него глаза вора. Но у него богатая жена, и воровать ему не нужно.

– Ага, – говорит он. – Частное око… Дела или развлечения?

Я оглядываюсь вокруг.

– Только дела могут занести меня сюда. – Я показываю ему фотографию Джерри. – Он был в Танжере прошлым летом, я уверен.

Он смотрит на фотографию.

– Точно, я его помню. Динамщик.

– Пропал без вести. Помнишь, кто был с ним?

– Какие-то хипповые детки.

По описанию это, похоже, были те самые детки, с которыми Джерри был на Спецэ. Статисты.

– Он ездил куда-нибудь еще?

– В Марракеш, я думаю.

Я собираюсь допить и уйти.

– Ой, помнишь Питера Уинклера, который управлял «Английским пабом»? Ты знаешь, что он умер?

Я не слыхал об этом, но мне и не слишком интересно.

– Ну и что? Кто или что убило его?

– Скарлатина.

Я чуть не опрокинул свой стакан.

– Послушай, люди не умирают от скарлатины. На самом деле, они даже редко ей болеют.

– Он жил на отшибе, на горе… Гамильтоновский летний домик. Уединенный, сам знаешь. Кажется, он был один, и телефон вышел из строя. Он попытался дойти до следующего дома вниз по дороге и упал в обморок. Его отвезли в английский госпиталь.

– Это прикончило бы любого. И, я полагаю, дежурил Док Питерсон? Поставил диагноз и написал свидетельство о смерти?

– А кто же еще? Он там единственный доктор. Но с чего это ты так всполошился? Я никогда не думал, что вы с Уинклером были близки.

Я остываю.

– Мы и не были. Просто дело в том, что я когда-то учился на доктора, и мне не нравится, когда дело делается кое-как.

– Я бы не сказал, что он все сделал кое-как. Вмазал его под завязку смесью пенициллина со стрептоцидом. Кажется, он уже просто был готов, и потому не реагировал.

– Вот-вот. Пен-стреп – это в самый раз для скарлатины. Он, должно быть, практически моментально отдал концы.

– Не совсем. Пробыл в больнице около суток.

Я не говорю больше ничего. И так уже слишком много наговорил. Похоже, мне все-таки придется совершить дополнительную поездку в Танжер.

Я поселился в гостинице «Рембрандт», а затем взял такси до гостиницы «Маршан». Было три часа пополудни. Я позвонил в дверь доктора. Он шел открывать очень долго и был не рад меня видеть.

– Простите, что беспокою вас в часы сиесты, доктор, но я в городе лишь ненадолго, и это очень важно…

Он не слишком смягчился, но провел-таки меня в свой офис.

– Доктор Питерсон, я был нанят наследниками Питера Уинклера, чтобы расследовать обстоятельства его смерти. Тот факт, что он был найден без сознания на обочине дороги, заставил их вообразить, что речь может идти о насильственной смерти. Это бы означало для них двойную выплату по завещанию.

– И речи быть не может. На нем не было ни единого следа – разве что сыпь, это да. Что ж, его карманы были вывернуты наизнанку, но чего можно ожидать в такой местности?

– Вы вполне уверены, что он умер от скарлатины?

– Вполне. Классический случай. Я думаю, лихорадка могла вызвать нарушения деятельности мозга, вот почему он не реагировал на антибиотики. Следствием могло быть кровоизлияние в мозг…

– Кровь шла?

– Да… из носа и рта.

– И это не могло быть сотрясение мозга?

– Абсолютно никаких признаков сотрясения мозга.

– Бредил ли он какое-то время?

– Да. Несколько часов подряд.

– Говорил ли он что-нибудь? Что-нибудь, что бы свидетельствовало о том, что на него напали?

– Нес белиберду на каком-то иностранном языке. Я выписал морфий, чтобы его успокоить.

– Я уверен, что вы поступили правильно, доктор, и я сообщу его наследникам, что нет ничего, что поддержало бы версию о насильственной смерти. Это ваше взвешенное мнение?

– Да. Он умер от скарлатины и/или от осложнений, вызванных скарлатиной.

Я поблагодарил его и ушел. У меня были еще вопросы, но я был уверен, что он не смог или не захотел бы на них отвечать. Я вернулся в отель и немного поработал с диктофоном.

В семь часов я зашел в «Английский паб». За стойкой находился молодой араб, в котором я узнал одного из бойфрендов Питера. Очевидно, он унаследовал его дело. Я показал ему фотографию Джерри.

– О, да-да. Мистер Джерри. Питер любить его очень. Давать ему бесплатный выпить. У него, правда, ничего не выходить. Мальчик его просто надуть.

Я спросил о смерти Питера.

– Очень грустно. Питер один в доме. Сказал мне, он хотеть отдохнуть несколько дней.

– Он не казался больным?

– Не больным. Он просто выглядеть усталый. Мистер Джерри уехать в Марракеш, и я думал, Питер немножко грустно.

Я бы мог проверить все больницы Марракеша на предмет скарлатины, но я уже знал то, что хотел знать. Я знал, почему Питер не реагировал на антибиотики. У него была не скарлатина. У него была вирусная инфекция.

На следующий день пятеро мальчиков записались на «Великого Белого» и поднялись на полубак. Трое юношей были уже там. Они представились как Билл, Гай и Адам. Ной заметил, что у них были такие же бледные лица и рыбьи глаза, как у капитана Джонса. Полубак был чистый и свежевыкрашенный, с легким больничным запахом карболки.

Озорной рыжеволосый мальчишка лет пятнадцати несет на подносе кружки с чаем.

– Я Джерри, юнга. Всё, что вы захотите, – стоит только мне сказать. Одно удовольствие служить вам, джентльмены.