Путь ярости - Александр Тамоников

– А вы, уважаемый, чем можете похвастаться? – обратился Хардинг к сухощавому невысокому мужчине. Тот стоял с поднятой головой и спокойно, как-то даже с юмором смотрел ему в глаза. – Ваши имя и фамилия? – Он почувствовал невольный интерес – этот субъект не был похож на заурядного украинца, он явно выбивался из «контекста».

– Водзимеж Гомарек, – надтреснутым голосом, немного картавя, произнес мужчина. – Я из Кракова. Служил в спецназе польской полиции, потом двенадцать лет занимал пост священнослужителя в католическом храме Святой Девы Марии, имел вторую степень священства. – Он неплохо говорил по-русски – во всяком случае, его речь прекрасно понималась.

– Святой отец? – изумился Хардинг, переглянувшись с присутствующими. Те недоуменно пожали плечами. Разумеется, нелепо – поляк, да еще и священник. – А позвольте поинтересоваться, какими судьбами вы оказались на этой войне? Вы не перепутали противоборствующие стороны?

– Неисповедимы пути Господа, сын мой, – ровным голосом отозвался Гомарек. – Ты же не хочешь, чтобы я пространно источался о своих убеждениях, в которых ты все равно ничего не понимаешь и не поймешь, будучи человеком без морали и принципов?

– Каждому свое, святой отец. – Хардинг невольно усмехнулся. Мораль и принципы – дело, безусловно, муторное, а ценности он признавал только семейные, всячески дорожа своей семьей в далекой Оклахоме и плюя с высокой телебашни на все остальные семьи. – И все же, если не секрет, – вы воюете за убеждения?

– Разумеется, – кивнул Гомарек. – Я не приемлю фашизм в любом его проявлении, даже если он прячется под личиной приверженности западным ценностям. Я не приемлю отступлений от христианской морали – а уничтожение мирных городов и мирных жителей – не совсем по-христиански, согласитесь. К чему эти разговоры, достопочтенный сэр? Нам никогда не понять друг друга, мы слеплены из разного теста. Вы же не планируете сегодня исповедоваться или замаливать грехи? Делайте, что считаете нужным. – Священник прекрасно понимал, что должно произойти через несколько минут, и готов был это принять с христианским смирением.

– Мог бы с вами поспорить, святой отец, – ухмыльнулся Хардинг. – И даже опрокинуть чарку-другую в приятном теологическом споре. Но мы действительно собрались не для этого.

Шестой ополченец угрюмо смотрел ему в глаза. Рослый плечистый парень лет двадцати пяти, с выразительным скуластым лицом и короткой стрижкой. Неплохой, видимо, боец, – мысленно отметил Хардинг.

– Хэллоу, молодой человек, – сказал он.

– Да пошел ты, – сказал ополченец и сунул Хардингу под нос сжатый кулак, из которого со щелчком выстрелил средний палец. Экспрессии оказалось мало – парень ударил ладонью левой руки по сгибу локтя правой, и этот жест вышел даже более доходчивым. Хардинг поджал губы – никакого воспитания у этих варваров.

– Александр Голубев, Санкт-Петербург, сержант ВДВ в запасе, – процедил ополченец.

– ВДВ… – наморщил лоб Хардинг, пытаясь вспомнить слово, которое он уже где-то слышал. – Что такое ВДВ?

– Воздушно-десантные войска, дубина ты некультурная. – Десантник оскалился. – Российская Федерация, слышал о такой?

– Российская Педерация… – ухмыльнулся Паскевич и отвернулся.

– Вот, пожалуйста, – обрадовался Масловский. – Вот вам и российская армия, господа. Явно контрактник, состоит на действительной службе и рядится под обычного так называемого ополченца.

– Теперь я спокоен, – ухмыльнулся Джерри.

Представитель «варварского» народа вполне понимал английскую речь. Он презрительно скривился, расправил плечи.

– Уволен из вооруженных сил четыре года назад. Работал тренером рукопашного боя в Выборге. Восемь месяцев бью на Донбассе фашистского гада и буду бить, пока рука не отсохнет… – Десантник оскалился, демонстрируя покрытые налетом зубы, когда «собеседник», от греха подальше, отошел назад. Насторожились охранники, подняли автоматы.

– А вы кто такие, мать вашу? – спросил десантник.

Хардинг сухо засмеялся. Этот тип еще что-то требует. Впрочем, почему бы не выполнить последнюю просьбу молодого человека. Даже забавно. За свою долгую жизнь Генри Хардинг ликвидировал не одну сотню людей. Кого там только не было. Африканцы, индусы, китайцы, европейцы. Был даже вождь одного из диких племен Папуа-Новая Гвинея и представитель австралоидной расы в Аделаиде, некстати вспомнивший о своих правах на огромный кусок живописного побережья в Хартвилле. Были даже русские среди этих достойных людей – несговорчивые коммерсанты, члены мафии. Но не было ни одного русского солдата – огромное упущение! Прожить жизнь и не убить ни одного русского солдата! Хороший шанс исполнить давнюю мечту!

– Рады представиться, господин десантник, – сказал Хардинг. – Наши друзья из СБУ, видимо, в представлении не нуждаются. Мое имя Генри Хардинг. А это мои коллеги – Джерри Янг и Томас Фуллертон. Мы работаем…

– Том и Джерри? – удивился Голубев.

Рассмеялись все шестеро – включая несовершеннолетнего и польского священника. Они смеялись злобно, язвительно, как-то даже демонстративно и вызывающе.

– Ну, хватит! – злобно оборвал Хардинг. Смех затих, только долговязый Рыткин продолжал посмеиваться, за что и получил прикладом в ухо от стоящего сзади охранника.

– К делу, господа, – сказал Масловский, меняя отстраненную мину на рабочую. – Пошутили, и хватит. Вас и правда обманули, никто не собирается даровать вам свободу, и вы такое обращение, безусловно, заслужили. Но прошу обратить внимание – у каждого из вас есть шанс. Объявляется игра под рабочим названием «Добеги до берега». Бежать, иначе говоря, от этих столов – и до обеда… – Масловский засмеялся. – Прошу прощения, до обрыва. Кто не добежит – считай, не повезло. Игроки идут за вами и стреляют вам в спины. Побеждает самый сильный, ловкий и выносливый. Иначе говоря, тот, кто доберется до обрыва, не получив пулю. Тот, кто это сделает, освобождается из плена и может проваливать на все четыре, хоть в свой любимый Донбасс. Если все добегут – освободим всех. Никто не добежит – ну, сами виноваты… Согласитесь, господа, предложение выгодное. А если погибнуть – то лучше так, чем от того, что вас ждет в дальнейшем.

Ополченцы смертельно побледнели, зароптали. Дернулся Голубев, чуть не бросился на Масловского со сжатыми кулаками. Охранник среагировал – выпустил очередь у парня над головой, и тот отпрянул. Презрительно улыбался бывший католический священник, руки тоже сжимались в кулаки – похоже, в эту минуту происходила трансформация священнослужителя в бойца спецназа. Зашмыгал носом мальчишка. Вариантов не было. Вырваться из кольца вооруженных людей было невозможно.

– Проходим на посадку, молодые люди? – язвительно предложил Паскевич, сделав указующий жест. – Правое плечо вперед, не создаем давки…

– Нас точно отпустят, если добежим до обрыва? – мрачно спросил Николаев.

– Слово офицера, – пообещал Масловский.

– Суки же вы… – процедил Голубев. – Трусы и суки… Нормально – стрелять по безоружным людям? Да что с вами происходит? На спор решили развлечься, оружие пристрелять на живых людях?