Происшествие в Северной башне - Элли Гриффитс

– Конечно, матрона. – Что это значит?

– Это не всегда хорошо – когда у тебя только один друг. Его может и не оказаться рядом, когда он больше всего тебе нужен.

Что на это ответить? Почему матрону вдруг так заинтересовала её дружба? Джастис ничего не сказала, просто ждала. К счастью, пристально поглядев на неё, матрона вручила ей посылку.

– Отнеси её на кухню, – сказала она, – и можешь угостить подруг.

– Спасибо, матрона.

За столом Сипух посылку встретили на ура. Один за другим они развернули все гостинцы: фруктовый пирог, шоколадные печенья, турецкие сладости, сардины, консервированные персики, булочки с сосисками, фруктовые пастилки в круглой коробке с гренадером на крышке. Кто-то (наверное, мисс Льюис) даже позаботился положить открывашку.

– Джастис, – воскликнула Ева, – это лучшая заначка на свете.

– Неплохо, – признала Роуз.

Джастис порадовалась, что гостинцы произвели такое впечатление, но она расстроилась, что папа не положил письмо или что-то лично от себя. Наверное, он слишком занят. И мисс Льюис сама все это выбрала, завернула и отправила. Что ж, она молодец.

– Что у вас там? Гостинцы? – Ещё один совершенно лишний вопрос. На этот раз от рыжей девочки, которая, судя по нашивке на блузке, была префектом. – Лучше уберите, – сказала она. – Во время чая разрешается что-то одно, не всё сразу.

– Хочешь конфетку? – Джастис протянула коробку с гренадером. Судя по охам и ахам, которые раздались сзади, она догадалась, что предлагать конфеты префектам не принято. Однако рыжеволосая девочка рассмеялась и взяла фруктовую пастилку. Затем вернулась к столу шестиклассников.

– Видали? – сказала Ева. – Памела Пауэрс взяла конфету.

– Да, правда, восхитительно? – сказала Джастис, закатив глаза, и многозначительно посмотрела на Стеллу. – Ну и как же нам незаметно унести всё это в спальню и устроить полуночный пир?

Сипухи не стали дожидаться полуночи. Как только матрона закончила обход в десять вечера, они уселись в кружок на полу, положили фонарик посередине и открыли коробку с гостинцами. Джастис заметила, что Роуз неодобрительно глянула на её замызганную пижаму, но фруктовый пирог и консервированные персики явно смягчили капитана общежития, и в кои-то веки она промолчала.

Было так уютно сидеть всем вместе, завернувшись в одеяла, пока снаружи завывал ветер. Окна трещали, и где-то в глубине дома скрипели половицы, открывались и закрывались двери.

– Давайте рассказывать страшные истории, – сказала Нора. Джастис видела, как в свете фонаря мерцали её очки.

– Ой, не надо! Я боюсь, – сказала Ева. Она так быстро глотнула имбирный лимонад, что начала икать.

– Не будь трусихой, Ева, – сказала Роуз.

– А расскажите о башне с призраками, – сказала Джастис, ухватившись за эту возможность. Может, это как раз тот недостающий фрагмент, который позволит разгадать тайну?

Ева тихо застонала, но Нора явно горела желанием рассказать. Она поправила сползшие на нос очки и положила фонарь так, чтобы он светил наверх, прямо на её лицо, бросая чудовищные тени на потолке.

– Много лет назад, – начала Нора низким, взволнованным голосом, – этот дом принадлежал семье Хайбери. Вот почему он называется Хайбери-хаус. В общем, у Хайбери был один ребёнок, дочка по имени Грейс. Очень красивая, с длинными светлыми волосами, но необузданная и своевольная. Родители хотели, чтобы она вышла за богатого кузена, но Грейс влюбилась в садовника, писаного красавца, но без гроша за душой. Когда её родители узнали про это, они пришли в ярость. Отец, лорд Хайбери, велел Грейс выйти за кузена и, когда она отказалась, запер её в башне. Без еды и без воды. Но она всё равно не предала свою любовь. По ночам она горько рыдала, а перед смертью у неё была жуткая агония, но, конечно же, никто её не услышал. Наконец, один из слуг выломал дверь и нашёл Грейс бездыханной, она прижимала к груди медальон с портретом садовника. Её призрак до сих пор бродит в башне. Её называют Сияющим призраком, потому что её волосы мерцают в лунном свете.

Все уставились на Нору, раскрыв рты. И вдруг послышались шаги. Кто-то шёл по коридору, медленно, но решительно. Ева сдавленно вскрикнула.

– Матрона… – ахнула Стелла и погасила фонарь.

Сипухи замерли в ужасе. Шаги остановились за дверью. Ева икнула, и Роуз зажала ей рот рукой. Затем они услышали, как шаги медленно удаляются в сторону других спален.

– Шшш, – предостерегла их Роуз. – Ни с места.

И только когда открылась и закрылась дверь в конце коридора, они наконец выдохнули.

– Фью! Это пострашнее призраков, – сказала Стелла, снова включив фонарь.

– Быстрее, давайте прибираться, вдруг она вернётся, – сказала Роуз, и они все вскочили, собирая остатки угощенья.

– Прячьте в шкафу для стирки, – сказала Нора. – Тут хватит ещё на один пир.

Меньше чем за пять минут девочки спрятали еду и юркнули под одеяла. С минуту Сипухи лежали молча переводя дух. Затем Стелла сказала:

– Спасибо, Джастис. Пир удался.

– Да, спасибо, Джастис, – прошептали остальные.

Джастис лежала и чувствовала… что же она чувствовала? Она еле дышала, взбудораженная тем, что матрона могла застукать их, а ещё была чуточку напугана рассказом (если честно) и… что ж, она была счастлива. Счастлива, что её подругам понравился пир, что они вместе смеялись – и боялись, и переживали. Может, поэтому люди и ходят в школу? – подумала она. Чтобы всё делать вместе. Это что-то новенькое. Неужели в Хайбери-хаус всё-таки есть что-то хорошее?

Джастис дотронулась до коробки с гренадером, которая лежала под подушкой. Она сама не знала, зачем сунула её туда. Может, коробка с крошечным солдатиком в красном и чёрном казалась ей посланием от папы, таким родным и утешающим. Она стиснула коробку и вдруг нащупала что-то. Она достала фонарь. Действительно, на обратной стороне коробки была записка для Джастис. Она открыла и прочитала:

Я решил, что это самый надёжный способ общения. К сожалению, рассказ о моём знакомстве с мисс де Вир придётся отложить до середины семестра, когда я приеду повидать тебя. Надеюсь, в школе не очень тоскливо. Может, найдётся какая-нибудь тайна, которая развлечёт тебя.

Veritas et fortitudo. Папа

Папа написал, что приедет, и Джастис считала дни. Она старалась не слишком надеяться, потому что знала, как папа занят, но ничего не могла поделать с собой. Она отмечала дни в дневнике. В школе-пансионе время вело себя очень странно. Иногда оно тянулось так медленно, что Джастис искренне задавалась вопросом, не иссякли ли пески времени – когда она играла в лякросс на промёрзлой площадке, к примеру, или занималась тем, что в Хайбери-хаус называли наукой. В школе не было лаборатории, так что на уроках они читали учебники, написанные на рубеже веков, или кропотливо вырисовывали поперечный срез цветов под руководством мисс Лумис, учителя по науке. А иногда, когда она читала в библиотеке или смеялась вместе со Стеллой над какой-нибудь шуткой, её вдруг осеняло: она провела в Хайбери-хаус четыре недели, целый месяц.