Имя потерпевшего - никто - Александра Маринина

– Она скрытная была, – пробормотал Суриков, глядякуда-то в пол. – Не все мне рассказывала.

Татьяна поняла, что парень начал врать, и решила незапутывать его еще больше. По крайней мере понятно, какие факты нужно проверятьв первую очередь. А поймать его на лжи она всегда успеет.

* * *

Татьяну очень интересовал вопрос о Зое Николаевне Гольдич.Кто она такая и почему Бахметьева оформила на ее имя генеральную доверенность?Родственница? Хорошая знакомая, которой можно доверять? Следователь, которыйвел дело раньше, почему-то этим вопросом не задавался, во всяком случае, впротоколе допроса Гольдич ничего по этому поводу сказано не было. Однако перваяже попытка вызвать Зою Николаевну на допрос бесславно провалилась. ГражданкаГольдич как в воду канула. В протоколе и в приложенной к делу генеральнойдоверенности стояли паспортные данные, которые при проверке оказались липовыми.И по указанному адресу она никогда не проживала.

Это Татьяну озадачило. Как же так? Выходит, дамочка ходила споддельным паспортом? И ни нотариус, заверявший доверенность, ни следовательэтого не заметили. Впрочем, как они могли заметить? Хорошую подделку на глазокне выявишь, а посылать запрос им и в голову не пришло. Но ведь следователь жесумел ее допросить, вот и протокол в деле лежит, значит, как-то он ее все-такиразыскал. И, вероятно, без особого труда, иначе точно так же, как теперьТатьяна, запросил бы соответствующую службу и выяснил, что данные липовые.

Следователь Валентин Чудаев, однако, этих надежд неоправдал. Ему, как оказалось, даже не пришлось разыскивать Зою Николаевну.

– Она сама явилась, – сказал он Татьяне. – Узнала, чтоБахметьеву убили, и пришла ко мне. Дескать, готова ответить на все вопросы,поскольку была знакома с покойной. Хоть и не близко, но вдруг может быть чем-тополезна следствию. Тем более квартирант у Бахметьевой был больно подозрительный.Все советовала нам взяться за него покрепче.

Это было уж совсем странно. В практике самой ТатьяныОбразцовой такого ни разу не случалось, чтобы свидетель, до которого еще недобралась милиция, сам добровольно являлся давать показания.

– А кем она приходится Бахметьевой, ты выяснил? Почемустарушка оформила на нее генералку?

– Какая-то знакомая, имеющая опыт в оформленииквартирных дел. Таня, ты не там ищешь, – поморщился следователь, – убийца –Суриков, это однозначно, его надо дожимать, а не в обменных вопросахковыряться.

– Что ж ты сам его не дожал, если тебе все понятно?

– Да руки не доходили. Тут такие дела висят – только заголову хватаешься. Банкиров убивают, депутатов, меценатов и еще хрен знаеткого, начальство давит, пресса вопит, из аппарата мэра каждый день звонят,отчета требуют. Да что я тебе говорю, ты сама все знаешь. А старушка – это так.Кто она? Никто. За нее шкуру не снимают. Я с этим Суриковым проковырялсянесколько дней, на предмет участия в преступной группе его тряс, а когда понял,что он просто дурак-одиночка, тогда другими делами занялся, более важными. Нучто ты на меня так смотришь?

– Ничего, – вздохнула Татьяна. – Все понятно.

Все действительно было понятно. К сожалению, реальная жизнь,в которой приходится существовать работникам милиции, была далека от тойидеальной картины, при которой имеет смысл говорить о морали и нравственности.Следователь и оперативник не могут разорваться на несколько частей, как и немогут растянуть одни сутки на неделю. Работы много, сделать все как следует онине успевают, и приходится делать выбор, при котором хотя бы собственная шкурауцелеет. Можно, конечно, их за это порицать, но нельзя с этим не считаться.Чтобы заставить следователя довести до ума такое дело, как убийствоБахметьевой, нужно действительно поставить его в положение, при котором незакончить дело просто нельзя. Вот Татьяну и поставили. Она отлично знала, чтоарестованные, бывает, сидят в камере по полтора года, пока дело с грехомпополам дотащат до суда. Или приостановят, а арестованного выпустят. Пусть ещеспасибо скажет, что выпустили.

– Слушай, – внезапно спросила она, – а почему вопрос огенеральной доверенности выплыл только у тебя? Разве тот следователь, которыйпервым принял дело, этим не занимался?

– Не знаю, – отмахнулся Чудаев, – я не вникал. Не дотого было.

Татьяна вернулась к себе в кабинет и снова открыла папку сматериалами следствия. Да, на первых допросах, судя по протоколам, вопрос одоверенности вообще не поднимался. Почему же? Неужели следователь был совсемнеопытный? Или рассеянный… Она посмотрела на фамилию и усмехнулась. Этот первыйследователь находится в данный момент в очередном отпуске. Видно, принял делонакануне отъезда, в последние рабочие дни, потому и делал все спустя рукава.Ладно, вернется – спросим у него. Может быть, он и задавал подследственномуэтот вопрос, но ответ не показался ему заслуживающим внимания, и он его простоне внес в протокол.

* * *

Прошло два года с тех пор, как Сергей Суриков с обидой инедоумением осознал, что старуха восьмидесяти четырех лет знает и понимает прожизнь куда больше, чем он сам. Будь у него куда уйти и где жить, он бы так иушел со своим недоумением, утешая себя тем, что ему показалось и что быть этогоне может. Но уходить ему было некуда, и он остался у Софьи ИлларионовныБахметьевой, ежедневно и ежечасно ощущая собственную ущербность. Сначала егоэто злило и раздражало, и он с трудом преодолевал то и дело возникающее желаниегрубо осадить ее хамской фразой типа: «А ты не умничай!» Слова уже крутились наязыке и готовы были вот-вот вырваться, но Сергей вовремя спохватывался: выгонитеще к чертовой матери. А как же обещанная квартира? Жалко, если пролетит, какфанера над Парижем.

А Софья будто и не замечала его злости и раздражения ипродолжала разговаривать с ним как с ровней. Особенно любила она порассуждать отом, что человечество уже исчерпало свой интеллектуальный потенциал.

– Человек, – говорила она, – может теперь толькооткрыть то, что раньше было для него закрыто. В физике, например, или в химии,или в астрономии. Но придумать в гуманитарных науках уже ничего невозможно. Этотолько кажется, что новое придумали, а на самом деле все уже давно придумано иописано.

Сережа по-прежнему понимал ее через слово, но на всякийслучай просил привести пример, надеясь на то, что с примером-то оно легчепойдет.

– Например, – отвечала она, пряча в углах беззубого ртаусмешку, которую Сергей, к счастью, не замечал, – известное направление впсихологии, которое называется «гештальт-психология», утверждает, что лучше всегочеловек запоминает незаконченное дело. А дело, которое закончено, быстростирается из памяти. Это в середине двадцатого века написали. Открыли якобытакую закономерность. А еще в начале девятнадцатого века Александр СергеевичГрибоедов написал: «Подписано – и с плеч долой». И правильно написал. Озаконченном деле что думать? Оно уже сделано, и весь разговор. А незаконченноевсе время на память приходит, грызет человека, покоя ему не дает, сомнениябудит. Да вот тебе самый простенький пример. Присутствует человек наторжественном обеде, где подают пятнадцать разных блюд. Он все эти блюда съел,а одно – не успел. Начал только, одну ложку попробовал, а тут уж и тарелкименяют. Ты вот спроси его через месяц, что на том обеде подавали, так онполовину блюд не припомнит, а то, недоеденное, вспомнит обязательно. И черезгод, и через два он его помнить будет, хотя даже про тот обед уже забудет.Кажется, просто все, как таблица умножения, верно ведь? Вот я тебе рассказываю,и тебе все понятно, потому что по жизни это естественно, вроде как и по-другомубыть не может. А они: «гештальт-психология»! Новая наука! А тут всей науки-тотолько что слово новое изобрели, чтобы старую истину назвать. Вот я и говорю,что интеллектуальный потенциал уже исчерпали.