Надя и Страх - Василий Прокушев

– И вовсе нет! – возразила Надя. – Никакие мы не шпионы, мы парламентёры, мы хотели…

– Это нам не важно: шпионы, не шпионы, – медленно протянул Главный Белка, – мы ни с кем не хотим разговаривать – нам лень. Уведите их и заприте где-нибудь. После Победы мы решим, что с ними делать.

– Как это мудро, Ваше острозубие! Где же их запереть, Ваша пушистохвостость? – подхалимски поклонился Семнадцатый.

– О, мне всё равно. Ну, давайте вот эту, – он указал длинным наманикюреным когтем на Надю, – посадим в четвёртый подвал, а вот этого, – он ткнул в Колю, – ну, скажем, в шестой.

– Извините, что пререкаюсь, – возразил Семнадцатый, – но в шестой он не влезет: слишком здоровый.

– Да? – удивился король и, смерив взглядом Колю, спросил: – А в какой влезет?

– В десятый, в пятьдесят второй… – начал перечислять кавалер ордена пушистого хвоста, – в тридцать четвёртый…

– Вот замечательно! – прервал его толстяк, – значит, пусть будет тридцать четвёртый.

– В тридцать четвёртый? – удивился страж королевских покоев. – Но там же…

– Молчать! – неожиданно закричал Главный Белка. – Мое величество сказало «в тридцать четвёртый» – значит, так оно и будет!

– Будет исполнено, Ваше наипушистейство! – поспешно забормотал Семнадцатый и, повернувшись к толпившимся в дверях стражникам, скомандовал: – Слышали, что сказал Первый? Увести их!

Подвал под корнями дуба, куда отвели Надю, оказался тёмным и очень тесным. Тут даже встать было нельзя – можно было только сидеть, прижав коленки к груди. От такой позы ноги очень скоро начали болеть, но Наде было не до того – она думала о маме с папой, которые совсем скоро хватятся её, о Носатом и о том, что ей, может быть, никогда уже не выбраться из этого отвратительного подвала. Кажется, впервые в жизни ей стало по-настоящему страшно. «Бедные мама с папой, бедный Носатый», – подумала Надя и заплакала.

Как следует порыдав, Надя незаметно для себя задремала и проснулась оттого, что почувствовала, как по ней кто-то ползёт. Присмотревшись, она обнаружила у себя на коленях уже знакомую ей Мышь. Как и в прошлый раз, Мышь беспокойно вертелась и так же держала в зубах стручок волшебного гороха.

Поняв, что от неё требуется, Надя, которая из-за тесноты даже пошевелиться не могла, раскрыла рот – и Мышь, подбежав поближе, положила горох прямо ей на язык.

Как следует разжевав суховатое растение (на вкус оно, кажется, было ещё противнее, чем в прошлый раз), девочка начала разбирать в мышином писке знакомые слова.

– Опять, выручать, опять, только обед, нашли сыр, много сыра, все нашли, всё съедят, ничего не успею, ох я бедная, бедная Мышь, не могу отказать, всё моя доброта, опять говорит, иди, неси, выручай. Ох, обед, обед, обед, всё съедят, совсем всё.

– Милая Мышь! – несмотря на то, что Мышь всегда казалась ей излишне дёрганой, Надя никогда в жизни так не была так рада встрече. – Как хорошо, что ты пришла! Ты от Носатого? Он придумал, как мне отсюда выбраться? Но откуда он знает, что с нами?

– Он не знает. Он ничего не знает, он беспокоится, время идёт, вас нет, он позвал, говорит, ищи, я пошла, чуть не попалась, белки эти, злые, злые, могли поймать, но нет, я умная, я хитрая, я нашла! – Мышь запрыгала на Надиных коленях.

– Но как ты можешь мне помочь выбраться отсюда?

– Мешок на шее, мешок! – Мышь подбежала ещё ближе, и Надя заметила не её шее небольшой пакетик.

С трудом освободив одну руку, девочка засунула палец в мешочек и нащупала там знакомую заколку. Она делала её невидимой, но что толку в невидимости, если выйти всё равно не получится?

Словно прочитав её мысли, Мышь снова запищала:

– Он её ещё заколдовал, теперь два, два свойства: в руке не видят, в волосах не поймают! Сквозь стену, он её сквозь стену! – Мышь прикрыла глаза, восхищаясь мудростью Носатого.

Это действительно был выход! Скрючившись ещё больше (хотя казалось, дальше уже некуда), девочка вставила заколку в волосы и тут же почувствовала, что стесняющее чувство исчезло, да и Мышь, сидевшая на Надиных коленях, внезапно лишилась под собой твёрдой опоры и, возмущённо пища, грохнулась на пол.

Первым желанием девочки, было немедленно покинуть мерзкую нору, но вовремя вспомнив, что заколка в волосах не делает ее невидимой, решила действовать осторожней.

– Извините, – позвала она Мышь, – вы не могли бы выглянуть наружу и посмотреть нет ли там охраны?

– Опять, опять, – сердито отозвалась Мышь, – я принесу, они роняют на землю и снова просить, спасибо не скажут, нет, они гордые, только ронять, только пользоваться. У-у-у-у-у! Ну ладно, – внезапно сказала Мышь, сменив гнев на милость, – я посмотрю, – и выскользнула из щели под дверью.

Долго ждать не пришлось: вскоре Мышь вернулась и торжественно заявила:

– Путь чист, все спят, спят, глупые, глупые белки.

Надя осторожно просунула голову сквозь дверь.

Помещения для узников были вырыты в сколе длинного холма и выходили на лесную опушку. Неподалёку стояла вышка для охраны, на которой безмятежно спал белка-тюремщик.

Надя вылезла из норы, осторожно переместила заколку в левую руку и помогла Мыши найти свою невидимую ладонь. Мышь забралась сперва на ладонь, потом по руке заползла на плечо и, устроившись там, как всегда нервничая, зашептала Наде в невидимое ухо:

– Ключи, у него ключи, надо взять, надо открыть, мальчик, он сказал, есть мальчик.

Надя и сама понимала, что бросить здесь Колю нельзя. Она прокралась к вышке и увидела большую связку ключей, висевших на гвоздике прямо перед спящим часовым.

Девочка осторожно потянула к себе связку, которая, легко соскочив с гвоздя, упала ей в руку. Наде показалось, что ключи в этот момент звенели так, что на шум сбежится весь лес, но спящий белка даже носом не повёл.

Оставалась найти камеру номер тридцать четыре, в которой, как она помнила, сидел несчастный Коля.

«Пятая, шестая, седьмая, – считала Надя тюремные двери, бредя вдоль склона. – Тридцать вторая, тридцать третья… ого!»

Видимо, тридцать четвёртый подвал белки держали для особо важных узников – он был огромный, занимал почти весть склон и запирался на целых восемь замков.

К счастью, на связке нашлись ключи для всех восьми – и вскоре дверь в загадочную тридцать четвёртую камеру, скрипнув, отворилась.

– Эй не подходи! – раздался из глубины норы Колин голос. – Мы будем драться до последней капли крови!

– Коля, это я! – шепнула Надя, перекладывая заколку в правую руку.

– Надя! – закричал обрадованный мальчик. – А мы уже не верили, что ты придёшь.