Смерть в рассрочку - Татьяна Моспан

— Не переживай, все будет, хорошо. Закончишь выступления, вернешься в Москву…

Она вздохнула:

— Раньше, когда я была никому не нужна, или, как сейчас говорят, невостребована, я думала: Господи, ну только бы один раз выйти на настоящую сцену, один только разок! А теперь… Наташка Дробышева права: невероятно трудно достичь успеха, но удержаться — ещё труднее.

Беглов поморщился: он не любил Дробышеву и не скрывал этого. Лера поняла его без слов.

— Да ладно тебе, — она прижалась к нему плечом. — Она хорошая, только взбалмошная.

— Тебе видней.

— Она пашет, как лошадь. Половина из того, что про неё пишут — неправда.

— Я ничего не понимаю в ваших специально разыгранных скандальных историях. И понимать не хочу. Ты — самостоятельный человек, у тебя своя жизнь, и я рад, что все более-менее получается. Теперь даже если меня и подстрелят…

— Не говори так! — Лера зажала ладошкой его рот. В её глазах была боль. — С тобой тяжело расставаться, — она едва сдерживала слезы. — Было так хорошо, что все кажется нереальным. У меня сердце щемит от нехорошего предчувствия.

— Ну, ну, — Беглов похлопал её по плечу. Ему тоже было паршиво в этот момент. Он подумал, что настроение Валерии передалось ему, и нахмурился. — Все будет хорошо, девочка моя.

Был теплый осенний день. Когда самолет, набирая высоту, взмыл над Адлером, Валерия смотрела в иллюминатор на голубое южное море, на солнце, на верхушки пальм. Сердце рвалось назад.

Она закрыла глаза и вновь увидела гостиничный номер с громадной постелью. Она откинулась на спинку кресла и непроизвольно раздвинула ноги. Еще разочек почувствовать его внутри себя, один только разочек!.. Бесстыдной амазонкой сесть на него и наклонить тяжелые груди к его губам. Он будет прикасаться к ним то нежно, то грубо, так, как она захочет, а потом, сжав сосок губами войдет в неё сильно и резко. Ее бедра будут качаться в такт его движениям. Она сольется с ним в едином желании… И это будет долго, очень до-олго…

По ногам Валерии пробежала судорога. Она почувствовала, как напряглись грудь и живот. Она едва не застонала. Что с ней происходит?..

Она с трудом разлепила глаза и перевела дыхание.

Она сидела в салоне самолета. По проходу двигалась стюардесса с подносом.

Стало тоскливо. Всегда было тоскливо, когда они расставались, а сегодня это чувство было особенно острым. Там, рядом с Артемом, осталась её душа.

Беглов, вернувшись в гостиницу, — он улетал в Москву сегодня ночным рейсом, — только теперь заметил рядом со стойкой администратора большой красочный календарь. Это была Стрелецкая, снятая во весь рост в норковой шубе песочного цвета. Она улыбалась, широко распахнутые глаза смотрели на мир. Были в её взгляде открытость, доверие и искренность. Рядом подпрыгивал пес, шар-пей, у которого было звучное имя — Дэниэл. Его называли сэр Дэниэл. Мощная шея шар-пея утонула в складках, а блестящая шкурка отливала дорогим опалом, как и шуба его хозяйки. Фотография была очень удачной, снимал мастер своего дела.

Артем видел этот календарь и раньше. Но теперь, глядя на родное, милое лицо, он остро почувствовал, как ему не хватает этой женщины. Она была совсем рядом — со своей улыбкой, искренней, нежной и немного непонятной. Артем никогда не мог разгадать её.

Сэра Дэниэла Беглов сам подарил Стрелецкой. В доме должен быть защитник. Дэниэл, Данька, звала его дочь Леры Даша. Шар-пей обучался и натаскивался в питомнике, был ласков к своим и злобен с чужими, а главное, он готов был горло вырвать за свою хозяйку.

После встречи в Сочи в отношениях Валерии и Беглова ничего, казалось, не изменилось. Но это было не так. Что-то ушло, осталось там, в чужом, приютившем их на время гостиничном номере.

…Артем немигающими глазами смотрел на противоположную стену. За московскими окнами сгущались сумерки. Здесь, в «Столешниках», с противоположной стены на него смотрел портрет Валерии Стрелецкой. Фотография на календаре сейчас показалась ему чужой. Незнакомая красивая женщина с серо-зелеными глазами безразлично смотрела на него и безразлично улыбалась.

Телефон зазвонил неожиданно громко.

— Артем! — в трубке бился голос Валерии. — Я… — Она запнулась.

— Наташа Дробышева умерла. Ее убрали. Артем!.. Меня сейчас чуть не сбила машина. За мной охотятся…

— Где ты? — Беглов вскочил на ноги.

— На проспекте Мира, в подземном переходе. Мне страшно, Артем! Она заплакала.

— Лера, ты слышишь, Лера? — заорал Беглов в трубку.

— Д-да…

— Иди в метро. Немедленно! И жди там. Я найду тебя. Ты поняла?!

— Да.

Артем рванул к выходу. На пороге он оглянулся. На него смотрел знакомый портрет. Глаза Валерии молили о помощи. Он вспомнил, как сказал ей однажды: «Девочка моя, этот мир так жесток. Если бы можно было взять тебя на руки и пронести через все это. Защитить…»

«Защитить от жизни? — усмехнулась тогда Валерия, покачав головой. — От жизни не защитишь».

На лице Артема появилась жесткая складка. Он нужен ей. Она не может уйти от него. Он должен помочь ей.

Вячеслав Анатольевич Карлин, пятидесятипятилетний располневший мужчина с приятным круглым лицом и умными глазами, взгляд которых довольно часто становился ироничным, был неудачливым бизнесменом.

Год назад акционерное общество, которое он возглавлял, потерпело полный крах. Он пробовал бороться, занял крупную сумму денег, чтобы выправить ситуацию, но все оказалось впустую. Фирма рухнула, а на нем повис долг, уплатить который был не в состоянии. Он кинулся за помощью к своему знакомому Вадиму Большакову, который когда-то служил под его началом, а теперь основал свою собственную фирму. Карлин в свое время помог ему выкрутиться точно в такой же ситуации.

Вадим сделал вид, будто не понимает, о чем речь, а когда Вячеслав Анатольевич стал особенно напирать на него, резко оборвал Карлина:

— Слушай, Слава, как бы это тебе поинтеллигентнее сказать… — Его всегда доброжелательное лицо скривила желчная усмешка. — Ну нет у меня сейчас свободных денег. Нет! Время нынче тяжелое для всех.

— Когда ты ко мне обратился, я на трудности не ссылался. Тогда, кстати, времена не легче были.

Разговор происходил в офисе Большакова, на Малой Грузинской улице. Карлин подошел к сервировочному столику и, не глядя на приятеля, плеснул в рюмку водки.

— Водка у тебя хорошая, — Карлин сделал большой глоток и со звоном поставил рюмку на стол, — а сам ты большое дерьмо.

— Ну, знаешь… — Глаза Большакова злобно блеснули из-под элегантной импортной оправы. — Молчал бы лучше. Ты мне тогда помог, потому что тебе это было самому выгодно.

— Вот как? — Карлин искренне удивился. — Ну-ка, ну-ка, поделись…