Девора - Александр Операй

_______________

Дождь идет до самого вечера.

Он стучится по крыше и окнам автомобиля.

Будто живой.

Чужак просыпается и засыпает.

Ему легко забыться и перепутать. Ночь. День. Год.

Он спрашивает:

—Кто там?

Дождь стучит.

Вода в реке прибывает.

Поток бьется об остатки моста с такой силой, что кажется вот-вот сорвет берег с места и увлечет за собой в глубь страны. Здесь останется лишь пустота. Огромная дыра на том месте, где обычно находится глина, песок и камни.

Реальность истончается.

Потом рвется.

Так происходит снова и снова.

Дождь все стучит и стучит по крыше, по окнам, разбивается об асфальт дороги.

Чужак лежит на заднем сидении внедорожника.

Словно родители везут его куда-то к морю. Весь день. И всю ночь. Ожидание праздника. Настоящее приключение. Он мечтает побывать далеко-далеко от дома, но не потеряться, не заблудиться. Сделать что-то новое. Чего никогда не было.

Мама все время спрашивает:

—Ты надел плавки?

Он пожимает плечами.

Едва ли кто-то захочет увидеть мужчину старше сорока лет в грязных, дырявых трусах. Вся его одежда сплошные лохмотья. Все чужое. Снятое с мертвецов. Не по размеру. Не по фасону. Не в трендах сезона.

Он давным-давно перестал быть похож на человека.

Это просто куча старого тряпья, которая движется по дороге ненависти и мести.

Все хорошо.

Мать мертва.

Отец умер.

Они никогда ничего не увидят.

Так и останутся там.

В воспоминаниях.

На переднем сидении автомобиля.

Словно везут его куда-то к морю.

_______________

Белый свет.

Мертвый. Холодный. Далекий.

Это случилось.

Он умер.

Он слишком много думал об этом.

И вот.

Там.

После смерти.

Белый свет.

Солнце.

Галактика Млечный Путь.

Так выглядит Бог.

В начале Вселенной существовали только звезды.

Водород и гелий.

Мать и Отец.

Человек — это умирающие звезды.

Человек — это пыль из начала Вселенной.

_______________

Рано или поздно все заканчивается.

Жизнь.

Еда.

Бензин.

Дорога. Черный вонючий асфальт. Сплошь смола. Запах резины. Белые разделительные полосы. Дешевая краска, размазанная тонким слоем. Вся крошится, распадается на маленькие точки. Ночью, в свете фар, они заменяют звезды на небе.

Это скоростное шоссе ведет на побережье.

Время припомнить молитвы.

Время произносить имена богов.

Время просить у неба бензин вместо дождя.

Он снял с мотоцикла все вещи. Одеяло, рюкзак, баклажка с водой и ружье. Мелочи.

Сел у края проезжей части и взглянул на поле мертвой травы. Ветра нет. И она, будто застывшее море. Остановившиеся волны. Бесконечный прилив, который никогда не разобьется о берег. Никакого движения. Как на картинах в музее. Безумные рисунки черным карандашом. Словно все сгорело в пожаре.

Он порылся в карманах на предмет самокруток, но они все закончились.

Ему хотелось смеется. И это хреновый симптом. Никакой радости он не испытывал. Просто был болен. Чем-то таким. Неким падением вниз. Хотя ничего и не происходило. Он просто сидел на обочине дороги и ждал, когда поднимется ветер. Хотел, чтобы трава шевелилась, а деревья по краям поля качались туда и сюда.

Мир сломался сейчас или был таким с самого начала?

Он искал ответ на этот вопрос.

Рылся в воспоминаниях. Картинки. Слова. Все из разного времени. Словно вырванные страницы из книги. Он возвращал их обратно под одну обложку, но порядок сбился и весь сюжет потерял смысл. Жизнь показалась ему набором бессмысленных фраз. Все навалено. Все в кучу. Нет единства времени и пространства. Каждый раз приходится переключаться с одной сцены из прошлого в другую из будущего.

От этого едет крыша. Легко потеряться.

Он пожевал сухарь черного хлеба. Сделал глоток из баклажки с водой.

Глянул на дорогу, потом на мотоцикл.

Чертов бензин.

Чужак сплюнул.

_______________

Он бросил жену из-за бензина.

Забавно. Смешно.

Это было сто лет назад. В прошлой жизни. Но до сих пор вызывает лишь приступы смеха.

Она высунула голову из окна машины и снова открыла рот:

—А я тебе говорила, но ты же никогда меня не слушаешь. Я же дура. Да? Так ты обо мне думаешь. Но я не дура, это ты дурак. Нет. Ты больше — ты дурак в квадрате.

Он порылся в карманах джинсов, но там только мусор. Никаких сигарет.

И вот.

Старая привычка вернулась. Она была, как жажда.

Руки тряслись.

—Который раз это происходит? Десятый? Двадцатый? Так всегда, когда мы куда-то едем.

Он пожал плечами.

Плевать.

—Почему ты молчишь? Почему ты все время молчишь? Из нас двоих только у меня хватает сил все это терпеть и разговаривать…

Он снова пожал плечами, открыл багажник, вынул канистру и пошел назад к заправке.

Она кричала.

Билась в истерике.

Ее монолог. Еще одна трагедия Уилла Шекспира. Сплошные обиды и обвинения. Будто он плохой человек. Придурок Лаэрт. Или что хуже. Розенкранц и Гильденстерн.

От количества слов закладывает уши. Они взлетают и падают. Камни для ног. Монеты для век.

Она сыпала их снова и снова. Взрослая женщина.

Этим своим злым голоском.

Попробуй ответить.

—Ну же давай. Давай. Пошли меня к черту.

Он молчал.

Не любил ее.

Что тут поделать.

Но в тот день чувствовал, что удача была на его стороне. Он ушел. У него были ноги. Кривые палки-кости, покрытые мясом и кожей. Они несли его дальше. Если бы их не было, то женщина в машине ненавидела бы его еще больше.

Он никак не мог понять, каким образом оказался здесь. В пустоте. С человеком, который был ему абсолютно чужим. Ненужным. Скорее всего это случилось, потому что у них с женой есть дом, общие друзья, собака, альбом фотографий, хорошая кредитная история и страничка в социальной сети, где значится, что они пара.