Наружное наблюдение - Оллард Бибер

этой публике. Он готов был убить каждого, кто позволял себе нечто большее, чем этот рев. А они позволяли – пока она еще была в трусиках и чулках, они прорывались к ней, пихали мятые купюры в трусики, в чулки. Дотягивались даже до бюстика. Как он переживал все это! Зато потом, после выступления, он забирал ее с собой и в съемной квартире творил с ней, что хотел. Он словно мстил этой пьяной публике. Он упивался тем, что только ему одному это позволено. Таким образом он доминировал. Он, Маттиас Штайн, будет доминировать всегда. Какая разница, над кем. Сейчас ему нравятся женщины, и поэтому он доминирует над ними.

Нравилось ли это самой Шметтерлинг? Поначалу да. Она даже восхищалась его изобретательностью. Она думала: он не сексуальный маньяк, он просто очень творческий. Он и в самом деле не подходил под классическое определение сексуального маньяка. Это были просто его способы демонстрации его доминантности. Она иногда делилась с близкими подругами своим сексуальным опытом, рассказывая о некоторых деталях секса с этим Маттиасом Штайном. Подруги приходили в ужас, в один голос заявляя, что это садомазохизм. Она не была искушенной в психоанализе и отвечала, что такой "садомазохизм" ей нравится. Его же фантазия не знала предела. Ей все тяжелее было переносить его трюки, несмотря на ее спортивную натренированность. Все извращеннее становились его способы доминирования. У нее не стало никакой личной жизни. Если еще недавно он позволял ей куда-то сходить или поболтать с подругами, то теперь все ее перемещения ограничивались отрезком пути от съемной квартиры до ночного клуба и обратно. И все это под неусыпным контролем Маттиаса Штайна. Он не запретил ей вертеться вокруг пилона, так как это приносило неплохие деньги. О своих доходах он не рассказывал. Так она сделалась сексуальной рабыней Маттиаса Штайна. Когда однажды она попыталась изменить свою жизнь, он пригрозил, что убьет ее. Она часто с сожалением вспоминала тот день, когда после выступления в ночном клубе согласилась поехать с ним. Она знала, что так делают многие стриптизерши, и не нашла тогда в этом ничего особенного. Он еще щедро заплатил ей тогда. Теперь все было иначе. Ее сковал страх. Глядя в его разъяренные глаза, она не сомневалась, что он не остановится ни перед чем, если она попытается как-то покинуть его.

Но и мысль вернуться к образу жизни до Маттиаса не покидала ее. Только однажды он позволил ей повидаться с матерью, приказав вести себя там должным образом. Естественно, он сам присутствовал при этом, изображая заботливого жениха и бросая на нее испепеляющие взгляды при любой попытке сказать что-то, не устраивающее его.

Так изо дня в день протекала жизнь Шметтерлинг. Верчение вокрун пилона сменялось сексом с Маттиасом, а на смену его оригинальным трюкам вновь приходило верчение в ночном клубе. Иногда Маттиас куда-то исчезал, строго приказывая ей оставаться в квартире до его прихода. При этом он так смотрел на нее, что она понимала – пощады от него не будет. Она еще не представляла, что может изменить ее жизнь. Она забыла, что существует государство с его юристами, судами, полицией. Когда же иногда вспоминала об этом, то совершенно не представляла, как подать туда весточку, что есть в мире одна стриптизерша, терпящая бедствие.

Иногда ей удавалось переброситься парой слов с коллегами по ремеслу. Это случалось, когда Маттиас, дожидающийся ее после выступления, на некоторое время терял бдительность. Тогда она жаловалась какой-нибудь девушке, выслушивающей ее с ужасом на лице. Никто из них не вспоминал о полиции или еще о чем-то таком, что касается права личности на собственную жизнь.

Лишь однажды одна девушка порекомендовала ей обзавестись покровителем. Шметтерлинг не представляла, каким должен быть этот покровитель и как его найти, но эта мысль прочно засела в голове.

А что же сам Маттиас Штайн? Это был уже не тот обозленный пыхтящий мальчишка, которого держит за ворот трясущийся от негодования учитель Бауэр. Это был расчетливый похотливый молодой мужчина, который сам не понимал, что в первую очередь движет им в его оригинальных желаниях – необузданный половой инстинкт или просто болезненное желание доминировать. Он знал только одно – каждый, кто не подчинится ему, не уйдет от расплаты.

10

Лео Фишер вошел в комнату и зажмурился, как в прошлый раз. Раскрыв глаза, сказал:

– Определенно, господин Вундерлих, вам что-то надо делать с освещением вестибюля. Иначе можно ослепнуть из-за резкого скачка освещенности.

Макс улыбнулся:

– Вы преувеличиваете, господин Фишер, но я обязательно подумаю над этим.

Лео Фишер без приглашения опустился на диванчик:

– Так о чем серьезном мы должны поговорить?

– А вы ни о чем не догадываетесь?

– Из вашего последнего отчета по телефону я только понял, что вы два дня наблюдали за моей Моникой, но пока ничего не установили, – он замолчал и, словно вспомнив, добавил. – Ах да, там кого-то убили, а вы почему-то решили, что это моя Моника.

Макс спросил:

– Господин Фишер, кстати, где сейчас ваша жена?

– Дома. Признаюсь, она уже два дня никуда не выезжает. С одной стороны, это неплохо…

Макс перебил:

– Вот именно, господин Фишер, только с одной стороны. Другая сторона более мрачная.

Лицо Фишера передало гамму чувств, истолковать которую было трудно, но страха там не было.

– Неужели так все серьезно, господин Вундерлих?

– Вы читаете наши франкфуртские газеты?

– Не каждый день. Времени, знаете ли, не хватает.

Макс взял со стола номер "Бильда", который принесла Мартина, и протянул его Фишеру:

– Вот, полюбопытствуйте.

Клиент долго читал, шевеля губами, рассматривал фото, потом сказал:

– Насколько я понимаю, это не далеко от того маршрута, по которому двигалась Моника?

– Не просто недалеко, это одна из точек ее маршрута. Именно в этом месте она проходила за день до этого..

– А что же в этот день?

– В этот день ваша супруга тоже должна была пройти через эту точку.

– И наверное, в то же время, которое указано в газете. Поэтому вы решили, что ее убили? – Лео Фишер вдруг задумался. – Но ее не убили… Тогда она должна была видеть, что убили кого-то, но она мне ничего такого не рассказывала. Не думаю, что женщина могла бы промолчать о таком…

– Верно, господин Фишер, ваша жена сошла с маршрута до этой точки, а в этой точке была уже другая женщина. Она заменила вашу супругу, поэтому ваша Моника в тот день ничего вам не рассказала. Потому что ее в этом месте в день убийства просто не было. Но поскольку она читает местные новости