Бояться глупо. Сделай свою жизнь приятной оставив всякую тревогу о ней - Гаджи Шабанов

И смерть забрала младшего сына. Его отец прожил ещё сотню лет, и смерть ещё раз пришла за ним. Для царя это опять было полной неожиданностью. «Так быстро? – удивился он. – Мне казалось, что сто лет – долгий срок, теперь уж точно хватит. А годы пролетели незаметно. Я так и не успел пожить. Я старался, всё рассчитал, и как раз теперь закончил все дела и собирался пожить в своё удовольствие».

Один из сыновей отдавал свою жизнь за отца, а царь продолжал жить.

И когда ему исполнилось уже 1000 лет, Смерть пришла в очередной раз и спросила: «Что теперь думаешь? Уже приготовил в жертву сына?»

«Нет, – грустно сказал царь. – Я понял, что и тысячи лет слишком мало. Дело не в сроке, а во мне. Я вновь и вновь занимаюсь одним и тем же вздором, я просто привык растрачивать жизнь попусту. Ничто мне не поможет».

Я хоть и не боюсь смерти, но на тот свет не спешу. Очень тонко об этом сказал Вуди Аллен: «Я не то чтобы боюсь умереть – я просто не хочу при этом присутствовать». Но если я не буду контролировать свою жизнь, буду взваливать на себя слишком много ответственности, если жизнь будет становиться непосильным бременем – это верный путь к депрессиям, алкоголизму и наркомании. Ну, а если у тебя иммунитет к алкоголю и наркотикам, то можно легко заработать инсульт, инфаркт или рак в относительно молодом возрасте.

Многие талантливые люди страдают депрессиями и суицидальными мыслями, многие из них умирают в молодом возрасте. Сегодня заглянул в википедию. На фоне этих размышлений стало интересно, во сколько лет умер человек выдающегося ума Иван Иванович Соллертинский, который за свою жизнь сделал столько, что большинству из нас и 10 жизней не хватит, и особо удивляться не пришлось – в 41 год. Мозг напрямую влияет на пищеварение, поэтому, если много думать и стрессовать, сначала это сказывается на желудке, а потом начинает страдать и весь организм. Профессор Савельев говорит, что работать нужно часа четыре в день, когда ты себя хорошо чувствуешь, а остальное время суток лучше посвятить отдыху и развлечениям, например, погулять в компании с интересным собеседником, посмотреть кино, разнообразить день любым доступным способом. Про четыре часа пишут в своих книгах Тимоти Феррис и Джеймс Альтушер. Они тоже считают, что лучше работать, когда ты бодр и хорошо себя чувствуешь, так ты будешь на много продуктивнее, чем будешь пытаться работать по 10 часов в сутки или более. Здесь речь идет о настоящей работе, а не о том, что люди называют работой, протирая штаны в офисах.

Не могу сейчас вспомнить писателя, которого упоминал в своей книге Николас Талеб. Так вот, этот писатель написал какое-то огромное количество книг, посвятив этому, если сложить все время, что он работал над ними – 200 дней. Вот каким продуктивным можно быть, если работать мало, и когда хорошо себя чувствуешь. Так что, если вам кажется, что вы много успеете, если вы будете рвать задницу, работая по 20 часов в день, то это иллюзия, и, скорее всего, вы раньше времени станете удобрением или свободной энергией, высвободившейся в атмосферу после сожжения в крематории.

Может, мне и нравилось бы жить в состоянии постоянной паники, взваливая на себя много ответственности, как Сеймур Хоффман – «…если бы мой организм воспринимал наркотики и алкоголь, но я устроен немного иначе». Я пробовал так, и должен сказать, особого удовольствия не получал, поэтому я выбрал другой путь решения этой проблемы. И решение это в том, чтобы просто поменьше работать и находить время для того, чтобы мозг мог отдохнуть и восстановиться. И лучшее, что я нашел – это медитация, время, когда я могу позволить себе не думать ни о чем, потому что непрекращающиеся мысли выматывают больше, чем физическая работа.

Великий писатель Герман Гессе в книге «Игра в бисер» пишет о медитации так:

«Чем сильнее захватывает нас какая-нибудь задача, то волнуя и возбуждая нас, то утомляя и подавляя, тем чаще забываем мы об этом источнике сил, как порой, целиком уйдя в умственный труд, забываем о своем теле и об уходе за ним. Все действительно великие деятели мировой истории либо умели размышлять, либо безотчетно знали путь туда, куда нас ведет медитация. Все другие, даже самые талантливые и сильные, терпели в конце концов крах, потому что их задача, или их честолюбивая мечта, овладевала ими, превращала их в одержимых до такой степени, что они теряли способность отрываться и отмежевываться от злобы дня. Это непреложная истина. Насколько она непреложна, видишь только тогда, когда вдруг собьешься с пути».

И все же, несмотря на все прочитанные мною книги, все знания о медитации и о состоянии осознанности, бывает так, что я забываю обо всё этом и довожу себя до депрессивного состояния. Мне трудно бывает усидеть на месте: я не могу не читать, не писать, не могу сконцентрироваться, не знаю, куда себя деть. Я думаю, это из-за того, что я перестаю контролировать себя и прислушиваться к своему организму, что попало ем, с кем попало встречаюсь, ложусь не вовремя, и все, и понеслось во все тяжкие. Гормональные перепады выбивают меня из душевного равновесия, начинают одолевать мрачные мысли, страхи и переживания. Я начинаю беспокоиться, что ничего не успеваю, что время очень быстро проходит, отчаиваюсь из-за этого, а потом тревожусь о том, что могу заболеть раком или у меня случится инсульт или инфаркт. Мне хочется просто с кем-нибудь погулять, поговорить по душам, может, даже побегать трусцой или поплавать в бассейне, чтобы переждать это состояние. И если это случается, когда на улице очень холодно, когда некому позвонить, некуда пойти, и мне приходится остаться дома в четырех стенах, я одеваю свои наушники «SENNHEISER HD238», включаю одну из любимых песен и начинаю петь и танцевать. Я пою, и у меня идут слёзы от отчаяния и бессилия. И вдруг, не знаю откуда, вместе со слезами появляется переполняющая меня радость и благодарность за всё, напряжение уходит и я расслабляюсь. Я вспоминаю, что меня может не стать в любой момент, и всё же моё сердце наполняется любовью ко всему. Я от души танцую и от души пою три, четыре песни подряд, мои мысли светлеют, и я снова осознаю мимолётность и волшебство, красоту и кажущуюся абсурдность мира. Я наполняюсь восхищением перед величием бытия, и следом появляется пьянящее от восторга чувство фатальности, и мне уже не страшно умереть хоть сегодня, потому что то, что я увидел этот мир своими глазами – это уже много.

КОГДА ОТПАЛА НУЖДА

ВЕРИТЬ

Когда-то я искренне верил в Бога, как верят маленькие дети в Деда Мороза, ходил в мечеть, учился читать Коран на арабском языке, пел азан. Азан – это то, что звучит из динамиков мечети на всю улицу пять раз в день.

Лет в 11 я настолько увлёкся религией, что когда проводил летние каникулы в горах у бабушек и дедушек, я очень сдружился с муллами местной мечети, стал проводить с ними много времени, а потом и вообще практически жить в мечети. Началось с того, что я остался на какую-то особую утреннюю молитву, которая не обязательна для мусульманина, но желательна, и за это на том свете есть дополнительное вознаграждение. По вечерам они рассказывали интересные истории и притчи на религиозную тему.

Мои ночёвки в мечети не остались незамеченными моими сверстниками и их родителями. Какие-то родители стали меня ставить в пример и говорили своим детям, чтобы те тоже ходили на уроки арабского языка, и вскоре в мечети уже ночевало ребят десять, пятнадцать. Вот так, неосознанно я стал основателем или зачинщиком небольшого движения. Все это длилось не один год. Мы весело проводили время, даже когда на уроках по чтению Корана опоздавших или не выучивших урок били палкой по рукам. Вместе ходили купаться на речку, играть в футбол, устраивали различные соревнования, особенно любили бороться. Боролись, ходили на руках, соревнуясь, кто дальше сможет пройти, и даже соревновались в пении Азана. Уже в то время мне нравилось петь, поэтому я каждый день дома репетировал, просил послушать сестру и оценить, а потом ждал своей очереди, чтобы подойти к микрофону. Я искренне верил, искренне старался. Я был, как Лёша Карамазов из великого романа Достоевского «Братья Карамазовы». А года три назад со мной случилось то же самое, что сказал о себе Лев Толстой: «Искусственное здание вероучения исчезло во мне так же, как и в других, с той только разницей, которая бывает у людей пытливого ума, склонных к философии». Все религиозные концепции в моём сознании обратились в пепел, который развеяло лёгким дуновением ветра и я отношусь к религиям, как к сказке о Санта Клаусе, которая, судя по всему, необходима, раз существует столько веков.