Атлантия - Элли Каунди

Я старательно сдерживаю улыбку. Возможно, это мой шанс выбраться Наверх.

Мне никогда еще не приходилось бывать на такой глубине и так близко к океану.

– Вижу, тебе не терпится поработать с дронами, – с усмешкой говорит Джосайя, заметив, что я просто глаз оторвать не могу от «Комнаты океана». – Не волнуйся. Если ты действительно такая талантливая, то очень скоро будешь работать здесь.

– Спасибо, – говорю я.

Лицо Джосайи становится серьезным:

– А сейчас – самый важный момент нашего ознакомительного тура. Я должен рассказать тебе о минах.

Я в полном недоумении: «О каких еще минах?»

Мастер начинает говорить медленнее: наверное, заметил по моему лицу, что я сбита с толку. Он уже забыл о том, что меня рекомендовали как хорошего специалиста по работе с металлом. Так всегда случается, едва лишь люди услышат, как я говорю: мой бесцветный, невыразительный голос производит на окружающих не самое лучшее впечатление.

– Мины – это плавучие бомбы, – объясняет Джосайя. – Их немало между стенами Атлантии и дном океана. Это из-за них дроны так часто выходят из строя.

– А я думала, что они получают повреждения во время работы.

– Так думает большинство людей. Но раз уж ты здесь, ты должна знать правду. На самом деле заминирован не только участок океана под Атлантией, мины установлены вокруг всего нашего города.

– Но зачем понадобилось все минировать? – удивляюсь я. – Зачем было устанавливать мины там, где они могут повредить наши дроны?

– Дроны можно отремонтировать, – отвечает мой провожатый. – В отличие от людей. Мины установлены для того, чтобы пресечь любые попытки незаконно покинуть Атлантию.

Интересно, упоминал ли Джастус про Бэй, когда рассказывал Джосайе о моих талантах? Рассказал ли он мастеру о том, что я пыталась последовать за сестрой в день ее ухода?

– Я обязан ставить об этом в известность всех новых механиков, – говорит Джосайя и пристально смотрит на меня. – Дело в том, что тут у нас время от времени находятся умники, которые считает, что это путь Наверх. Они пытаются найти желающих уйти, а некоторые и сами хотят покинуть Атлантию, потому что им кажется, что они больше не могут здесь жить. Они нелегально покупают баллоны с воздухом на Нижнем рынке, надевают на себя – и вперед! Но эти умники забывают, что мы здесь находимся на такой глубине, что легкие человека взорвутся в ту же секунду, как только он выйдет за пределы городских стен. Одним словом, мины установлены для того, чтобы остановить любого, кто попытается проложить маршрут к смерти.

– У меня никогда и в мыслях не было уйти, – отвечаю я.

Мой голос звучит так спокойно и невыразительно, что можно не сомневаться: Джосайя мне поверит. Но как бы он там меня ни пугал, я по-прежнему настроена найти выход. Если есть хоть один шанс, нужно все тут хорошенько разведать, и сдаваться я не собираюсь.

– Ну ладно, – заключает мой спутник, – на этом все. Пора тебе приступать к работе.

И с этими словами мастер опускает визор. Я следую его примеру и радуюсь, что дымчатый пластик скрывает мое лицо.

Весь день я работаю с молоденькой девушкой по имени Бьен (она шустрая и острая на язык) и с женщиной средних лет по имени Элинор (эта тихая и добродушная). Мы разглаживаем мятый и оцарапанный металл и покрываем отремонтированные места герметиком. И все бы ничего, если бы не один неприятный момент. Одна из работниц нашей смены начинает фальшиво напевать себе под нос какой-то мотивчик, и Бьен ехидно замечает, что ее пение режет слух, как пение сирен.

– Сирены – это чудо, нам следует осторожнее отзываться о них, – тихо предостерегает ее Элинор.

– Что сирены, что летучие мыши – нет в них ничего особенного, – заявляет Бьен.

«Неправда, мыши очень даже особенные», – мысленно возражаю я.

Пусть они и доставляли мне немало хлопот, но это стоило того: взять хотя бы те редкие моменты, когда эти удивительные существа пролетали на фоне окна в храме. Они были из другого мира и в то же время чувствовали себя у нас как дома.

Когда смена заканчивается, я иду к выходу из мастерских, и тут меня нагоняет Элинор.

– Ты хорошо справляешься, Рио, – говорит она.

– Спасибо.

Я поднимаю визор, а потом и саму маску снимаю. Было бы странно идти после работы к остановке гондол в полной экипировке механика. Легкий ветерок обдувает мои волосы, они влажные от пота и все еще заплетены в косички. Элинор смотрит на меня во все глаза.

– О боги! – восклицает она. – Ты так на нее похожа. На Океанию, Верховную Жрицу. – И испуганно прикрывает рот ладонью, спохватившись, что со мной нельзя говорить на эту тему.

Но я хочу поговорить о маме. И отвечаю:

– Нет, мы вовсе не похожи. Мама была маленькой, а я – высокая. И волосы у меня другого цвета.

– Рост и волосы тут совсем ни при чем, – возражает Элинор. – Есть что-то такое в твоих глазах, во взгляде. Океания точно так же смотрела на людей. – Она наклоняется ко мне и оглядывается по сторонам, чтобы убедиться в том, что нас никто не слышит. – Знаю, Рио, нам не следует беспокоить тебя такими разговорами, но я должна сказать тебе, как много Океания для меня значила. Я любила ее проповеди. Всю неделю ждала, когда можно будет их послушать. А однажды я пришла в храм со своим малышом. Он был болен. Твоя мама проходила мимо нас, она прикоснулась к ручке моего сына, и уже на следующий день ему стало лучше.

– Мама никогда не претендовала на то, что способна творить чудеса, – спокойно говорю я, но внутренне вся напрягаюсь: мне приятно слушать Элинор. – Это святотатство – говорить, будто она могла проделывать такое.

Моя спутница достает что-то из кармана. Сначала я не могу разобрать, что именно: мне кажется, что это какой-то камешек. Но потом, когда на этот предмет падает свет, я вижу: передо мной металлическая фигурка одного из богов в образе тигра. Такие сувениры можно по дешевке купить на Нижнем рынке. У этого Эфрама такая же оскаленная пасть и такие же острые загнутые когти, как и у других тотемов, которые мне приходилось видеть прежде, но есть одно существенное отличие: у этого в лапах трезубец – символ моря.

Я снова напрягаюсь. Наши боги не должны иметь общих черт с богами из верхнего мира: Внизу – тигры и львы с шерстью и когтями, а Наверху – акулы с острыми зубами и пучеглазые рыбы. У наших – скипетры и мечи, а у тех, других, – трезубцы и сети. И сочетание тигра с трезубцем – это тоже святотатство.

– Я хочу подарить тебе эту фигурку, – говорит Элинор.

– Но почему? – спрашиваю я в полном недоумении: ведь это не я, а наша мама читала проповеди, которые так любила слушать Элинор, и не я, а мама помогла выздороветь ее больному ребенку.

– Да потому, что ты дочь Океании, – отвечает моя спутница.

Вернувшись на гондоле с уровня мастерских собственно в город, я не иду в свою спальню, но направляюсь прямо в храм. Мне хочется зажечь свечу и посидеть немного под витражами и каменными богами. Я чувствую, что должна показать Невио, что не боюсь посещать храм. Ведь я – единственная оставшаяся в Атлантии наследница своей мамы, а она навсегда будет связана с этим местом.