Рейдер "Атлантис". Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941 гг. - Бернгард Рогге

Прежде чем судно отчалило, я вызвал к себе его нового шкипера, младшего лейтенанта Вальдмана, чтобы дать ему соответствующие инструкции. Угостив его сигаретой, я предложил сесть и развернул перед ним свои планы. Если бы нам удалось захватить любой корабль с полными цистернами топлива, я бы заправил «Тирану» и отправил ее в Германию.

– Сейчас, – сказал я, – у «Тираны» на борту находится 250 тонн горючего, и в день вы будете расходовать максимум 5 тонн. В точке рандеву, когда вы ляжете в дрейф, вы сможете снизить расход до полутонны, поэтому можно считать, что вы без особых трудностей продержитесь до 30 августа. У вас на борту достаточно продуктов и воды, а кроме того, вы можете воспользоваться грузом корабля. Теперь что касается места встречи. До 1 августа оставайтесь в точке с координатами 31°20' южной широты, 60°30' восточной долготы. Если вас заметят, смените место на точку с координатами 32°40' южной широты, 71° восточной долготы. Если же 1 августа вы с нами не встретитесь, то ваша следующая точка рандеву – 33°30' южной широты, 68°10' восточной долготы.

Я велел Вальдману сохранить знаки отличия судна; если его остановят, ему следует притвориться, что его преследовали, обстреляли, но ему удалось спастись ценой жизни капитана и потерей рации, и так далее. Если пошлют абордажную команду, то ему следовало затопить судно, а экипажу высадиться в шлюпки. При этом я снабдил его запасной спасательной шлюпкой взамен тех, что на «Тиране» были выведены из строя.

Вальдман повторил приказ и удалился, чтобы принять командование нашим первым призовым судном. Несколько минут спустя оба корабля вновь легли каждый на свой курс, оставив за кормой всего лишь пятна нефти, несколько досок и плавающие пустые ящики.

В штормовую погоду мы взяли курс на морские торговые пути, развивая при этом такую скорость, чтобы к рассвету быть на месте. Предполагая, что корабли следуют на север или на юг относительно курса «Тираны», я планировал курсировать неширокими зигзагами поперек трассы в восточном направлении. Я рассчитывал, что едва станет известно об исчезновении «Тираны», и наше пребывание в этих водах всецело будет зависеть от того, как скоро рейдер «Орион» покинет Австралию, тем самым обеспечив нам превосходное алиби и предоставив возможность следовать на север без всяких помех.

Исчезновение такого судна, как «Тирана», способного развивать скорость до 17 узлов, должно было создать немалые проблемы для противника, в особенности потому, что для разгадки тайны имелось несколько решений. К примеру, «Дейли телеграф» сообщила, что в Южной Атлантике орудует германский авианосец «Граф Цеппелин»; в действительности такого корабля не существовало – его только начали строить перед самой войной, а потом строительство заглохло. На основе вышеприведенных сведений можно было сделать вывод, что противник нервничает.

Днем 13 июня я сделал перекличку экипажа. Мне многое хотелось сообщить морякам, особенно в отношении того, что я заметил во время обыска «Тираны». Некоторые матросы прикарманивали трофеи под носом у норвежцев. Можно понять, сказал я, что каждому хочется иметь сувенир, но нужно держать себя в рамках, и на будущее определил «границы» подобных действий, четко определив различие между законной конфискацией и чистым грабежом. Я предупредил, что любое нарушение этих правил будет караться со всей строгостью. Далее я объявил, что каждый предмет, обнаруженный на борту захваченного судна, может быть изъят только с разрешения офицера и согласно моему письменному приказу.

День за днем мы бороздили обратный маршрут «Тираны», но горизонт оставался чист. В ожидании противника мы перекрашивали судно так, чтобы оно выглядело норвежским или датским, плавающим под британским флагом. Вообще-то не имело смысла пытаться придать нашему судну облик британца, потому что у них кормовое орудие размещалось на приподнятой платформе. Поэтому я принял решение выкрасить «Тирану» в более темный цвет и добавить в ее окраску норвежские цвета таким образом, чтобы их можно было различать невооруженным глазом. Мы также выкрасили в черный цвет верхние надстройки, оставив светлыми только стеньги; стеньги черного цвета погубили немало судов, включая «Тирану».

16 июня мы бросили свои поиски и взяли курс на пересечение морских путей Австралия – Аден и Зондского пролива. Бесконечное ожидание и бездеятельность будоражили всем нервы. Во Франции германские армии уверенно продвигались на запад; немецкое радио вещало так, словно война закончится за сутки. Мой экипаж дрожал от нетерпения и жаждал новой победы. Команда не видела смысла в том, чтобы слоняться в этих богом забытых водах в то время, когда решается судьба Европы. Члены экипажа держали пари на то, сколько продлится война, учитывая, что Франция уже поставлена на колени. Молодые моряки считали, что война будет короткой, но пожилые, особенно те, кто воевал в Первую мировую, скептически качали головой. «Британия по-прежнему остается владычицей морей, – говорили они. – Францию можно сокрушить, но Англии до сих пор не удавалось поставить ни одного синяка, а еще придется считаться с Америкой».

Я созвал совещание, на которое пригласил штурмана, старшего механика, начальника АХО и Мора, чтобы узнать, как долго мы можем оставаться в море. Все решали припасы – мука, масло, сахар, питьевая вода, топливо – и пройденное расстояние. Экономия становилась насущной потребностью. Война продлится дольше, чем полагают, – в этом я был уверен. В целях экономии горючего я часто останавливал машины и пускал судно в дрейф. Наконец пришли вести от рейдера «Орион»; у Окленда потоплен лайнер «Ниагара» водоизмещением 13 тысяч тонн. И меня привлекал план, заключающийся в том, что «Атлантис» может действовать в границах Австралийского побережья, но я не отказывался и от прежних намерений.

Один день сменялся другим с неизменной рутиной – вахтой, сменой вахты, палубной вахтой, машинной вахтой, учениями, зачисткой бортов, счисткой ржавчины, проверкой торпедных аппаратов, выпечкой хлеба, приготовлением обеда, чисткой картошки, починкой обуви, уходом за больными, поворотами штурвала, счислением нашего местоположения, тренировками, инструктажем, стиркой формы и всем прочим. И ежедневной записью в судовом журнале: «Ничего необычного».

Каждое утро мой лейтенант совершал обход корабля. Боцман расставлял людей на работы, а Кюн поднимался на мостик уточнить наше местоположение. Он беседовал со штурманом, вахтенным офицером и рулевым, ободряюще кивал впередсмотрящим, уточнял наше место пребывания, а затем спешил в самолетный ангар в трюме номер 2 к кабестану, чтобы можно было осмотреть оба борта корабля и на основании осмотра сделать вывод, не разъела ли ржавчина камуфляжную краску. Затем лейтенант отправлялся в корабельный лазарет, беседовал с врачами и пациентами, а потом шел к носовым орудиям, минуя при этом один из артиллерийских корабельных погребов, мастерскую судового плотника и покрасочную. Обход он заканчивал на нижней палубе с пленными. Возвращаясь, лейтенант проверял артиллерийский расчет носового орудия, осматривал летные ангары и мастерские. На нижней палубе Кюн проверял шлюпки с детьми, где мы поместили их под надзором матерей. Закончив обход и возвращаясь, лейтенант снова обходил владения старшего механика, угольные бункеры, склады боеприпасов. При этом он посещал сапожника, заходил в пекарню и на камбуз, к рулевым, в лазарет, минное отделение и напоследок осматривал орудие на полуюте.